— Эти сны так утешают меня, — сказала она. — Ты не представляешь. И хотя я знаю, что они не настоящие, все-таки я чувствую: на каком-то уровне они реальны. Боюсь, я не совсем ясно выражаюсь.
— Это не сны, мама.
— Тсс, Джейн.
— Однажды я приду сюда по-настоящему. Я работаю над этим сейчас, учусь всему, что можно. Однажды я вернусь домой.
— Нет. — Мать Джейн начала тихонечко плакать. — Нет, не надо. Не делай этого со мной.
Джейн захлестнул неописуемый прилив любви и вины. Не думая, она протянула к матери руку и сбросила бутылочку с маслом. Та полетела через всю комнату, и все так перепачкалось маслом, что у Джейн на уборку ушел не час и не два.
— Встань, старый камень!
Профессор Немезида рубанула ясеневой палочкой по серому обломку скалы. Палочка разлетелась в щепки. Студенты семинара затаив дыхание склонились над рабочим столом.
Камень зашевелился и потек вверх, обводы его поплыли. На полдороге он снова неподвижно застыл — полуоформившееся нечто, для наметанного глаза представлявшееся смещением в сторону антропоморфности, но не более.
— Что мы только что доказали? — вопросила профессор, смахнув обломки палочки на пол.
Ее пронизывающий взгляд шарил по лицам студентов. Никто не хотел встречаться с ней взглядом.
— Мисс Зеленые Зубы. Отвечайте немедленно.
— Что камень крепче дерева, — рискнула ответить Дженни. Профессор довольно часто довольствовалась тавтологией, если та была высказана достаточно остроумно.
— Это определенно неприменимо к черному дереву и пемзе! — рявкнула Немезида.
Студенты съежились, оглушенные гнилостно-мясным запахом ее недовольства.
— Мисс Олдерберри. Отвечайте не задумываясь.
— Мы продемонстрировали, что все — живое. — Немезида нахмурилась, и Джейн быстро поправилась: — Что жизнь заложена во всей материи. Даже вещи, кажущиеся инертными, таковыми не являются, они просто спят.
— Подкрепите свое утверждение примером.
— Гм, ну, vis plastica, например, — животворные токи. Когда овцы и кобылы стоят на лугу к ним спиной, они беременеют новой жизнью. Когда токи обвевают поверхность скалы, камень приходит в движение в стремлении к сложной форме и собирается в образы неуклюжих зверей, черепов и костей и свернувшихся змей, которые невежды принимают за окаменевшую древнюю жизнь. А после того как эти токи уходят и их оживляющее влияние пропадает, присущий камню обычный замедленный обмен веществ возвращается и камень снова впадает в дрему.
— Как это доказывает вашу мысль?
— Ни во что нельзя вложить свойства, не присущие этому предмету изначально. Фиолетовый свет, пропущенный через красную линзу, можно сделать красным путем изъятия синего компонента. Но тот же луч не пройдет через желтую линзу, ибо желтый в нем не заложен. Таким образом, в камне должна быть заложена жизнь, коль скоро его можно заставить, хотя бы временно, двигаться и жить.
Профессор Немезида круто обернулась к девочке-зимородку.
— Мисс Клюнь-Немножко, предположим, vis plastica не отвернет от скалы, а, напротив, станет дуть на нее день за днем, какие знакомые формы жизни она породит?
— Горгулий и каменных ползунов.
— Обоснуйте свой ответ.
— Как было только что сказано, вещи действуют в соответствии со своей природой. Новая жизнь сохранит каменное тело и привычное мышление. Что включит в себя приверженность вертикальным поверхностям, определенную замедленность процессов и…
Класс, где проходил семинар, был невелик, а радиаторы выставлены на полную мощность. Они дребезжали и стонали от напряжения, вырабатывая столько жара, что окна запотели и потекли. Воздух тоже был спертый. Джейн дождалась, пока преподавательница отвернется, и, прикрыв рот рукой, зевнула.
Потревоженная невесть каким внутренним чувством, профессор неожиданно напряглась. Затем сурово посмотрела через плечо на Джейн. Водянистые с розовыми обводами глаза Немезиды сделались вдруг жесткими.
— Извините, я… — начала Джейн.
Она осеклась. В комнате было пусто. Тепло улетучилось. Исчез бледный свет зимы, заглядывающий в окна, уступив место слишком широкой и темной панораме теряющихся в бесконечности крыш. Фактически это была вообще не та комната. Джейн находилась в гостиной аспирантской квартиры на верхнем этаже Бельгарда. Низко над горизонтом пылал углями индустриальный закат.
Стояла ночь.
Джейн оцепенело поднесла руку к оконному стеклу. Оно оказалось ободряюще прохладным и твердым.
«Соберись, — сказала она себе. Потом: — Что я здесь делаю?»
— Джейн, — произнес кто-то. — С тобой все в порядке?
В оконном стекле рядом с ее собственным отражением возникло еще одно, сначала бледное и расплывчатое. Оно рябило, приближаясь, и оформилось сперва в череп, затем в лицо, точеное и красивое; глазные впадины казались темными в свете флуоресцентных ламп, льющемся с потолка. Зрение подменыша резко сфокусировалось на нем.
Это была Гвен.
Джейн, ахнув, резко обернулась. У нее за спиной стояла вовсе не Гвен, а Сирин. Джейн снова оглянулась на окно, но больше не могла различить лицо Гвен в отражении Сирин.
— Святая вода! — Подруга взяла ее за руку. — Да что с тобой такое?
— Я…