Хроники железных драконов

— В качестве жеста милосердия, чуть менее жестокого, чем само наказание, мне обещано, что однажды, когда я уничтожу последний след своего существования, мне будет даровано исцеление. Но этот день наступит еще очень, очень нескоро.

Над несущейся по кругу землей стонали ветра.

— Тем временем Колесо вращается. Ничтожества возвышаются, а великие низвергаются в ничтожество. Лучшие неизбежно терпят поражение, а дерьмо всегда всплывает наверх. Здесь источник всей мировой скорби — в этом непрестанном вращении, постоянно ускоряющемся, всегда приносящем нас обратно туда, где мы уже были, но повзрослевшими, изменившимися, покрытыми шрамами и исполненными печали. Если бы я только знала, кто мне шепчет, я бы ни за что не стала слушать. И Колесо не пришло бы в движение.

Джейн крепко зажмурила глаза. Голова у нее шла кругом. Она сделала неверный шаг ближе к камню и опустилась на колени, чтобы не упасть.

— Кому принадлежал голос? — спросила она. — Кто искушал тебя?

— Кто на самом деле? Кто наказал меня за то, что я ее слушала? Кто решил привести в движение Колесо и счел, что вину за это надо возложить на меня? Одно и то же лицо.

— Кто?

Голос ламии сделался очень спокойным.

— Кто! Богиня, разумеется. Кто бы еще посмел?

Джейн протянула руку, чтобы опереться о камень. Как только пальцы коснулись его поверхности, вращение прекратилось. Головокружение прошло. Глаза резко распахнулись, и она уставилась снизу вверх на ламию. Вверх — мимо безупречной геометрии ее колец. Мимо томного запаха и изгиба ее живота. Мимо коралловых ореолов ее сосков. Во вселенные ее радужек, в черные провалы ее зрачков.

Ламия улыбалась. Это была теплая и доверительная улыбка, которая светила из самой основы ее существа.

— Ты хочешь меня.

— Да, — недоуменно ответила Джейн. До этого ее никогда особенно не тянуло к представителям своего пола. Мальчики всегда казались ей интереснее. Но ламия завораживала притягательностью андрогина, словно в ней воплощалось все, что Джейн находила привлекательным и в женском, и в мужском теле.

— Тогда поцелуй меня.

Ламия приблизила губы к губам подменыша. Ее губы влажно разомкнулись, за ними мелькнул розовый язычок. С сердцем, трепыхающимся, словно птица в ладонях, девушка беспомощно потянулась вверх к ней.

— Хватит, старая скважина!

Пак схватил Джейн за плечи и рванул на себя. Она задела за оттоманку и упала спиной на пол.

Ламия снова сделалась старой — старой и омерзительной. На кратчайшее мгновение выражение мягкого сожаления скользнуло по маске ее лица и пропало. Она сложила руки, пряча кисти.

— Все, уходим, — твердо произнес Пак.

— Я включу вам свет.

— Не утруждайся.

Пак поставил Джейн на ноги и вывел ее из комнаты. Пока девушка предавалась иллюзиям, дом исцелился. Внутренние перегородки воскресли и покрылись обоями с набивным рисунком. Гости проходили через устланные изящными коврами и обставленные удобной мебелью комнаты. В прихожей канделябры матового стекла мягко освещали им путь. Когда они вышли, пивные бутылки с крыльца пропали. Граффити впитались в камень.

— Она окончательно свихнулась, — сказал Пак, когда они снова оказались на улице. — А эти ее безумные истории! Однако нынешняя телега превзошла все прочие. Если б мне не так сильно требовались деньги, я бы…

Он брезгливо сплюнул. Не замедляя шага, он встряхнул, открывая, летные очки и напялил их. По черной стеклянной поверхности линз скользили неоновые радуги. Теперь Пак походил на зловещее насекомое. В таких очках ночью чувствуешь себя слепым, но поступь фея оставалась решительной и твердой.

— Что она пыталась сделать? — нерешительно спросила Джейн.

Она все еще пребывала в легком обалдении, не совсем уверенная, где настоящее — мир, как она видит его сейчас, или тот, что открылся ей в видении ламии.

Уже давно стемнело. Сверчки и костлявые призраки наводнили улицы, поднимаясь из вентиляционных шахт метро, служебных туннелей и ливневой канализации, образуя небольшие группки у фонарных столбов, наблюдая за происходящим из дверей. На Джейн, пожевывая палец, уставился молодой вервольф. Когда они проходили мимо, он выплюнул фалангу им под ноги.

— Ты не знаешь? — удивился Пак. — Она собиралась…

— Эй, студент! — Рядом притормозил бегемот, и старый седой тролль высунул голову из кабины. Он искоса глянул на них, обнажив бурые зубы и ужасные десны. — Как это тебя еще не вышвырнули? — Он взглянул на Джейн. — У тебя, смотрю, новая подружка?

— Злобный Том, — улыбнулся Пак. Настороженно, неискренне. — Что хорошего слышно?

Они пожали друг другу руки, и Джейн заметила краешек маленького, завернутого в полиэтилен пакета, прежде чем тот исчез в кармане ее спутника. Тролль провел пятерней по испещренной коричневыми пятнами голове и, понизив голос, сказал:

— Ходят слухи, отрава вышла на улицы.

Пак отступил от бегемота.

— Э-э, нет. С этим дерьмом я не связываюсь.

— Никто не просит тебя ни с чем связываться, — раздраженно произнес Злобный Том.

— Найди себе кого-нибудь другого.

— Ладно, ладно.

— Я в этом деле не участвую.

— Нет? Что ж, очень жаль. Там хорошие деньги.