Хрустальный ключ, или Жили-были мы

– Ну, что же, – Тёма неторопливо сунул руку в сумку с часами, – я тебя объявляю предателем и дальше отправляюсь один.

В Стёпкиных глазах стояли слёзы, он сделал было шаг к Тёме, потом оглянулся на Митю, одиноко сидящего в стороне спиной к ним, в перепачканном свёкольной кровью кафтане. Развернулся и пошёл к нему. Тёма в ответ тоже повернулся, уселся под деревом, на Стёпку и Митю не смотрел.

Внизу, у подножия холма на берегу реки, рядом с купающимися солдатами, появился граф с группой иноземных офицеров в таких же, как у графа, мундирах. Сам же граф, уже в огромном кудрявом парике и при шпаге, угощал офицеров провизией из Манькиных корзинок, а членистоногий, ко всеобщему радостному изумлению, плясал гросфатер[34].

Солдаты тем временем развели на берегу костры и стали неводом и острогами ловить рыбу и жарить её. Наблюдая за графом и солдатами, Тёма слушал, как Стёпка вместе с Митей пытались придумать новую героическую демонстрацию Митькиной преданности государю Петру Алексеевичу – может быть, дождаться темноты и на вражьей стене огромными буквами написать ругательство? Или взять несколько досок от заброшенного балагана[35] поодаль, пробраться на тот берег и заколотить ворота их крепости?

Тёма щёлкнул пальцами, произнес своё «Скарафаджо». Негромко, зная заранее, что Стёпка услышит. Но когда Стёпка, враз смолкнув, восторженно к нему повернулся, Тёма демонстративно обратился к Мите:

– Димитрий, полагаю, у меня есть идея получше.

– Какая? – с радостным любопытством вскинулся Стёпка.

Тёма, по-прежнему его не замечая, обращался только к Мите:

– Как полагаешь, этот сарай, – он кивнул на балаган, – мы разобрать для своих нужд можем?

– Смотря какие нужды, – ещё раз попытался встрять Стёпка.

– Димитрий, передайте ему, – Тёма качнул головой в сторону Стёпки, – пусть помолчит. Так можем или нет?

Митя передавать ничего не стал, только удивлённо посмотрел на каждого из странных своих новых приятелей.

– Не знаю доподлинно, но полагаю, что поступать можно по произволу.

– Отлично! Раздобудьте инструмент, и поскорее.

Тёма двинулся к балагану, но его остановил Стёпкин голос:

– Митя, спроси, какой инструмент?

Митя, уже начавший привыкать к манере общения мальчиков между собой, повторил Тёме вопрос. Тёма велел передать, что инструмент плотницкий – топор, пила, гвозди и молоток. Не оборачиваясь, пошёл к руинам балагана. Стёпка восторженно прошептал, глядя ему вслед:

– Гениально! Не знаю, что он придумал, но гениально.

Глава двадцатая

Митя со Стёпкой дружно и споро разобрали остатки балагана, дощатую дверь положили на землю, провертели в ней дыру посредине, а в дыру вставили столб со Стёпку ростом.

Митя не понимал, что они строят. Тёма на его вопрос, что это будет, сквозь зубы ответил:

– Всё равно не поймёшь. Вот скажу я тебе, что изобрёл, скажем, «вертолёт», или «геликоптер», тебе яснее стало?

Мите яснее не стало, но всё равно было очень интересно. Тёма, стоя поодаль, командовал. Митя послушно повторял Стёпке Тёмины указания. А Стёпка, сопя, что-то мастерил. И даже когда Тёма не очень мог объяснить, чего он хотел, Стёпка всё равно догадывался. Митя попытался и у Стёпки выяснить, что же они всё-таки строят. Но тот отвечал, что раз Тёма изобрёл, значит, что-то необыкновенное.

– Ты же мастеришь, выходит, ты и должен знать, что получится, – недоумевал Митя.

У Стёпки был на это твёрдый ответ:

– Что получится, то и хотели.

Подлетел очень оживлённый раскрасневшийся граф, с удивлением посмотрел на странную конструкцию:

– Умбрелло? Зонтик?

И действительно, если с чем и можно было сравнить получившееся сооружение, то только с зонтиком, хотя и с натяжкой. Из лежащей на земле двери торчал столб, плотно обмотанный длинной верёвкой. Заканчивалась верёвка репой-ядром. А сверху на столбе как спицы зонтика растопырились сделанные из досок и плетня крылья-лопасти, словно от ветряной мельницы.

Графа, впрочем, это сооружение не заинтересовало. Он нетерпеливо спросил, есть ли в окрестностях Москвы имения с дворцами? Тому, кто первый ответит, достанется «большой apfel», яблоко, которое Мовэ, достав из Манькиной корзинки, повертел перед носами мальчиков.

Стёпка, подумав самую малость, ответил:

– Сейчас у нас век семнадцатый? Значит, лет через сто построят дворец в Останкино.

– Осстханкино, – пробормотал граф, царапая это название гвоздём на яблоке.

– Кусково, – продолжал Стёпка, – Тоже лет через столько же. Потом ещё Архангельское.

– Кусскоффф, Архангельской! Перфект!

Граф сунул яблоко в карман, пояснив, что вручить его Стёпке не может, так как на кожуре фрукта написаны важнейшие сведения. Но зато всучил ему корзинку, в которой осталась только большая кедровая плошка со скорлупками от орехов. Извинился, что всё съели, так как «пришлось кое-кто угощайт!»

Со значительным видом погремел своим туеском с драгоценными камнями, убежал, велев непременно ждать его здесь:

– Будут кароши новост!

После его отбытия Тёма на всякий случай проверил наличие сумки и часов.