Хватайка

– Поздравляю, – сухо ответила тётя Джиджи. – Вы настоящая семья.

Когда Алек поднялся, чтобы прошмыгнуть обратно в свою комнату, мама рассмеялась над шуткой тёти Джиджи, хотя ничего смешного в ней на самом деле не было.

Как и у Хейзел, у мамы Алека было всё, что она могла пожелать, но она всё равно хотела ещё. Она хотела идеальных детей с идеальными манерами в идеальном доме. Хейзел было недостаточно иметь кучу друзей и каждый год устраивать крутые вечеринки в честь дня рождения. Она хотела и ещё этого дурацкого лиса. Зачем? Потому что его ещё не было в её избалованной жизни.

Теперь Алек всё понял. Он видел Хейзел такой, какая она есть – капризной и насквозь фальшивой, – а она делала всё возможное, чтобы это он показался избалованным. И всё это просто для того, чтобы он не испортил её дурацкую вечеринку.

«Хорошая попытка, сестрёнка, – подумал он и почувствовал, как вокруг его колотящегося сердца нарастает твёрдая оболочка. – Хорошая попытка, но в день вечеринки тебя ждёт большой сюрприз».

Контр-Контрплан пришёл в действие.

Родители Алека были на грани срыва. Хейзел лишь шутила, когда спросила, не сломают ли они родителей, но, похоже, её вопрос хотя бы отчасти, но приближался к реальности.

В четверг они уже едва держались. Алек и Хейзел замучили их почти до смерти. Алек принёс домой «ручного» паука-волка, и Хейзел выпустила его в родительскую кровать. Алек решил «помочь», заказав на ужин пиццу, но Хейзел тайком добавила двойную порцию анчоусов под сыром. Дружеская игра в шарады, которую затеял Алек, довела маму почти до слёз: загадали слово КОЗА, и Хейзел показала знаками «Так пахнет мама!».

Пятница пролетела как один миг; папа отчаянно пытался поддерживать мир в семье за день до вечеринки Хейзел, хотя и папа, и мама, похоже, уже изменили своё мнение о Золотой Хейзел.

– Должно быть, это что-то гормональное, – услышали Алек и Хейзел голос папы, подслушивая на лестнице. – Наверное, она нервничает, хочет, чтобы все её маленькие друзья повеселились на вечеринке.

– Ян, я ночью проснулась, когда паук размером с мою ладонь заполз ко мне в волосы, – сказала мама. Её голос дрожал, она снова, уже неизвестно в какой раз за неделю, была готова расплакаться.

– Блин, я думал, они его нашли вчера, – прошептал Алек и вздрогнул от совершенно настоящего укола совести.

– Нашли, – ответила Хейзел. – А я его… ну, переселила.

Алек уставился на незнакомку, которую считал сестрой. Его желание вывести её на чистую воду лишь усилилось, но он не мог отрицать того, что искренне ею впечатлён. Он бы не смог выдумать и половины тех мини-катастроф, что она устроила в доме за эту неделю. Он даже немного жалел, что, когда весь этот обман закончится, они снова поселятся на своих отдельных «островах». Несмотря на все замышляемые предательства внутри предательств, он будет по ней скучать. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал такую искреннюю симпатию по отношению к этой маленькой незнакомке.

Может быть, потому, что раньше не чувствовал её вообще никогда.

В субботу утром родители впервые за несколько лет разрешили Алеку и Хейзел спать сколько вздумается. Хейзел проснулась намного раньше Алека, но решила остаться в комнате. Она тихо играла там до девяти часов, когда проснулся Алек.

Как только заскрипели пружины его матраса и он присел на край кровати, в ванной послышались лёгкие шаги Хейзел. Открылась дверь, и она вошла в его комнату со спокойствием, немыслимым ещё неделю назад.

– Торжественный день, – сказал Алек, вглядываясь в её лицо и ожидая реакции.

Он ждал волнения или самодовольства, может быть, даже укола совести за те мучения, которым они подвергли родителей; к такому плохому поведению она всё-таки была не слишком привычной, пусть и решила стать немного менее Золотой.

Но он не увидел на её лице вообще ничего такого. Он увидел те же самые ровно рассыпанные по лицу веснушки, широкие светло-зелёные глаза, идеальные светлые локоны, обрамлявшие голову. Но было и кое-что ещё. Глубокая печаль, причём явно не притворная.

– Ты скоро получишь всё, что хочешь, – сказал он, разглядывая её. Она всё равно ничем себя не выдала.

– Ага, – ответила она, хотя ясно было, что это не было согласием.

– Знаешь, после этого ты снова сможешь стать милой, и они тебя простят, – сказал он.

Он же, с другой стороны, сможет снова стать врединой, как раньше, и ему даже спасибо не скажут за то, что всю прошлую неделю он хорошо себя вёл с родными.

– Ага, ты, наверное, прав, – ответила она, присев на ковёр возле его кровати.

Смотря, как она дёргает пух из ковра, Алек задумался: а этого ли она хочет? Снова стать хорошей?

И он удивился, поняв: чего бы на самом деле ни хотела она, именно этого хочет он. Все эти интриги и контринтриги уже начинали утомлять. Он думал, что сможет переиграть сестру и защитить своё положение паршивой овцы в семье – может быть, ему и сейчас это ещё удастся. Но для чего? Чтобы и дальше оставаться в изгнании на своём маленьком островке в доме?

Неужели нормально общаться с сестрой целую неделю было так уж неприятно?