Хватит врать

Он говорит, что живет в Лагард-сюр-лё-Не. Я знаю эту деревню: там погибла моя бабушка. Наверное, точнее было бы сказать, не деревня, а хутор: общего поселения там, по сути, нет; можно насчитать несколько ферм, туда ведет шоссе местного значения, вот на этой-то дороге и сбили бабушку. Дело было к вечеру, в тот час, который называют «между собакой и волком», она переходила дорогу вслед за дедом, понятия не имею, что они там вообще делали: наверное, мне это говорили, но я забыл, может, они приехали к друзьям, которые там жили, машину припарковали на обочине, надо было перейти дорогу, дед шел первым, как и всегда, а она не слышала, как подъехал фургончик, удар был не такой уж сильный, но достаточный, чтобы она скончалась от полученных травм. Мой дед самого происшествия не видел, он стоял спиной, услышал скрип тормозов, удар, а когда обернулся, тело уже лежало на шоссе, головой бабушка стукнулась об асфальт, эта травма, видимо, и привела к смерти. Бабушке не было еще шестидесяти, когда она погибла, я был совсем маленький и совершенно ее не помню, в памяти остался только нечеткий силуэт женщины с седыми волосами в оконном проеме, за стеклом, но, может, эта картина – лишь моя фантазия, может, такого никогда и не было. Историю эту я знаю потому, что мне ее рассказывали, греша на несчастный случай, на неудачное стечение обстоятельств: ведь она погибла на дороге, где никто никогда не ездит; во всем винили сумерки, повторяли: «минутой раньше или позже – и ничего бы не случилось», мне запомнилось это выражение «минутой раньше или позже».

Много лет спустя Патрис Шеро [5]

мне сказал, ничего не зная об этой драме, что люди, которых на дороге насмерть сбила машина, иногда поступают так намеренно, сами бросаются под колеса, особенно эта версия вероятна, когда происшествие кажется непонятным и все утверждают, что его можно было бы избежать. Он даже вложил похожую реплику в уста одного персонажа – в «Преследовании», своем последнем фильме. Тот говорил: всем удобно верить в несчастный случай, это не так страшно, как самоубийство.

Я думаю: могла ли бабушка покончить с собой? Понятия не имею. В глубине души я подозреваю, что мне бы понравилось, если бы это было самоубийство: единственный поступок свободного человека за всю ее жизнь, единственное действие, противостоящее традиции, она ведь потратила всю жизнь на то, чтобы рожать детей (семеро за два десятка лет), а потом – растить их, оставаясь в тени легкомысленного и праздного супруга.

Итак, Тома Андриё живет в деревне, чье название – синоним смерти.

Живет на ферме. Родители его – крестьяне, владеющие небольшими участками земли, небогатые люди, живущие на то, что продают урожай со своего виноградника коньячному заводу. Он уточняет: вообще-то это не совсем виноградник, а так, просто участок, ряды виноградных кустов, разделенные ограждениями.