Хватит врать

И все же переспрашивает: ты что, правда, смотрел «Раненого человека»? Я отвечаю, что да, это из самых сильных моих потрясений, и не только в кино, конечно. Впервые я видел гомосексуальность, показанную на экране и, более того, просто, напрямую, без комплексов. Я рассказываю Тома о грязи и поспешности вокзала, тусклой тесноте вокзальных туалетов, о толкотне проституток и бездомных, об очень явном ощущении, что все это воняет дерьмом и спермой. Я рассказываю ему о торговле чувствами, о маргинальном мире, о телах, которые ищут друг друга, спрессовываются и злобно отталкиваются. Я чувствую, что ему противно. Он говорит: но это ведь не то. Он не произносит фразу целиком. Не говорит: гомосексуальность – это ведь не то. Он не может произнести это слово, кстати, он так и не скажет его ни разу. Он говорит: получается омерзительная картина. Я помню его слова: «омерзительная картина», он не сказал, например, «грустная картина». Некоторые адресовали Патрису Шеро подобные упреки. Я возражаю, что он ошибается, что это прежде всего фильм о любви, о страсти подростка к мужчине и что любовь эта абсолютно чиста. Я говорю о чистоте этой безумной любви. Он отвечает, что никогда не пойдет смотреть этот фильм.

Тогда мне еще неизвестно, что Эрве Гибер, автор сценария, станет для меня крайне важным писателем. Через шесть месяцев я прочту «Одинокие приключения». И слова, которые меня поразят: «Возможно, думать, что я мог бы тебя любить, это просто задвиг, но я так думаю. Мне ничего от тебя не нужно: только смотреть на тебя, слушать, видеть, как ты улыбаешься, обнять. Эта тяга нигде не локализована, просто стремление быть рядом». Я узнáю, что книга может говорить обо мне, со мной. (И узнаю вдобавок невиданную силу нейтральных слов, простых, называющих реальность без обиняков.) Шесть лет спустя Гибер объявит, что болен СПИДом и скоро умрет. И теперь я спрашиваю себя, был ли «Раненый человек» фильмом-предупреждением или, наоборот, отражением последних вспышек свободной любви, без ограничений, без страха и морали? Любви накануне гекатомбы.

Также я тогда еще не знал, что мне доведется встретиться с Патрисом Шеро, работать с ним. Он экранизирует один из моих романов. О братских чувствах и агонии, об измученном теле, которое движется к смерти. Вышло как будто кольцо, замкнувшееся двадцать лет спустя.

На исходе той зимы 1984 года мне до смерти хочется посмотреть фильм Копполы «Бойцовая рыбка» [13], представленный как продолжение «Изгоев», которые вышли несколькими месяцами раньше. Мне так нравился этот рассказ о молодости, о безделье, о силе завязавшихся в отрочестве связей, о раскрепощении – в этом фильме участвуют все те, кто прославит кино восьмидесятых: Том Круз, Патрик Суэйзи, Мэтт Диллон, Роб Лоу. Мне так нравились эти плохие парни с напомаженными волосами – они словно младшие братья героев «Бунтаря без причины». Но главное, я буквально влюбился в Томаса Хауэлла, который играет Понибоя. Я с поразительной точностью вспоминаю физическое ощущение любви с первого взгляда, которую тогда испытал. Мне потребуется много недель, чтобы прогнать то смятение, примириться с его абсолютной бесплодностью. Кстати, я осознаю,

уже задним числом, что Тома на него похож (я спрашиваю себя, не сработало ли это на подсознательном уровне, и тут же гоню эту мысль). Когда я сообщаю ему, что «Бойцовая рыбка» – черно-белый фильм, он говорит: не можем же мы идти смотреть такое, это фильм для наших родителей.

Вместо «Рыбки» мы покупаем билеты на «Лицо со шрамом» Брайана де Пальмы. Я не удержался и заметил, что отзывы о нем ужасающие: его ругают за бессмысленную жестокость, ненужную грубость языка, кричащую эстетику. Но прав, конечно, оказывается Тома. Это – шедевр, и, может быть, прежде всего это жестокая сказка о деньгах, которые развращают. Во время рекламы он говорит: сценка с бензопилой крутая, да? Я смотрю на него и отвечаю иронически: чуть не прижался к тебе в этот момент. Он улыбается в ответ. Я принимаю эту улыбку как подарок. Не так уж часто случается, чтобы Тома мне улыбался. Это не в его характере.

И еще ему запомнилась одна реплика. Я спрашиваю: какая? Он говорит: «Мои руки созданы для золота, но они – в дерьме».

Вскоре после этого эпизода нам придется снова оказаться в одной комнате в окружении других людей. Только мы этого не планировали. И в том, что это вышло случайно, будет существенная разница.

Меня пригласили на день рождения. Я сомневаюсь, стоит ли идти. Я не люблю ни празднеств, ни сборищ (и в этом я до сих пор ничуть не изменился). Впрочем, в предыдущие выходные я уже вызвал недовольство своим презрением к сборищам, которые считаются праздничными.