Я его обожала, но не была влюблена в него. И вообще не была способна испытывать к кому-либо что-то серьезное, потому что в этой кутерьме из эмоций меня и так тошнило каждый день после очередной дозы терапии. Со мной невозможно было договориться, и самым правильным для меня было бы сидеть тихо в своем углу, потому что любому, кто приближался ко мне, я тут же устраивала головомойку.
Я пробыла одна в течение двух месяцев, и снова начала влюбляться. Я влюбилась в журналиста, намного старше меня, к которому я чувствовала глубокое интеллектуальное уважение, секс с которым был замечательным, но бесперспективным. Он был более сумасшедшим, чем я, только что развелся после десяти лет брака, и уже меньше, чем через месяц, он был со мной. Он, после развода, обвиненный в том, что бросил жену; я, привыкающая к лекарствам и дышащая огнем на всех, – из этого не могло выйти ничего хорошего. Ему было пятьдесят лет, и даже при том, что он очень хорошо сохранился для своего возраста, он был из другой эпохи. У него был сын-подросток, свой дом и фургончик, а я все еще бегала на танцы, напивалась и мечтала о большой любви. Он уже лысел, и у него появлялся животик, что облегчало задачу представить его в старости. И, несмотря на идеальные любовные игры, ему уже трудно было выделять тестостерон. Как я могла быть счастлива с мужчиной, которому оставалось не более двух-трех лет сексуальной пригодности? Эти вопросы мучили меня, пока длился наш роман, и я отлично знала, что будущего у этого романа нет.
В те дни я познакомилась с Зе (Жозе).
Я все еще была корреспонденткой «VIP», и мне настолько надоела работа, что любая новая затея переполняла меня радостью. Новое руководство назначило меня ответственной за запись ролика для радио с обзором следующего номера журнала. Причем ролик должен был появиться в тот же день, когда на прилавки ляжет новый номер издания. Это должно было выглядеть, будто я в прямом эфире беру интервью у трех издательств Сан-Паулу. Меня выбрали для этого из-за волнующего голоса и хорошей дикции, по словам нового шефа.
Группа с радио должна была прийти в редакцию вместе с персоналом нашего отдела по маркетингу и рекламным агентством Фракта, автором идеи. Мы все записали меньше, чем за час. Получилось очень забавно. Руководству понравился результат, и они решили, что я теперь всегда буду делать радиообзор. «Ну вот,– подумала я, – хоть что-то новенькое в моей круглосуточной маразматичной работе».
Журнальный номер уже был готов, оставалось время снова делать запись. Переполняемая энтузиазмом, я ждала прихода команды. Наконец она появилась, но на этот раз вместо главы агентства пришел ее партнер (о-ля-ля...). Они все остановились в дверях редакции, и еще издали я увидела фигуру – высокого седовласого мужчину с короткими волосами, карими глазами, одетого во все черное и улыбающегося. Он разговаривал с Жардэлом, моим коллегой, я поняла, что они друзья. Еще прежде чем нас представили, я подошла к ним ближе, повернулась спиной и стала слушать их разговор. «Черта с два! Я порвал с ней», Жардэл: «Клянешься?», и он: «Клянусь». Оба рассмеялись. Хм, это как раз то, что я и хотела бы услышать: красавец был один.
Несколько секунд спустя нас представили, я улыбнулась ему. Он выглядел еще красивее и моложе, чем казался на расстоянии. Ему было тридцать с небольшим, у него были модные туфли, брюки были отглажены, а рубашка чистейшая. Хорошо, очень хорошо. Ни распятия, ни браслета, ни перстней, ни обручального кольца. Если он и носил их иногда, они не были неотъемлемой его частью.
Мы прошли в кабинет директора редакции, которого в тот момент не было на месте, чтобы там сделать запись. Пока группа готовила аппаратуру, я стреляла глазами на мужчину в черном, который стоял рядом. Была немного взволнована, потому что открыла рот и не могла ни на секунду остановиться в своей болтовне, а он, казалось, очень внимательно слушал то, о чем я говорила (преимущественно глупости, но он так взволновал меня, что я не могла успокоиться). Я стала рассказывать, что пишу в своей колонке о том, что нравится женщинам в мужчинах, и он пожелал узнать подробности. Я сказала, что женщине нравится, когда мужчина бросает на нее похотливые и бесстрашные взгляды и завоевывает наше сердце. И пока я развивала теорию о бесстрашном мачо, он сложил руки на груди и стал смотреть прямо мне в глаза, серьезно и с видом завоевателя, а меня охватила дрожь. Как если бы он смотрел на меня и говорил про себя: «Да, Кика, обмани меня, мне это так нравится»; или: «Лги, лги, девочка, лги так, чтоб я мог притвориться, будто верю тебе», а на самом деле было очевидно, что во мне самой нет никакого бесстрашия.