Кикимора Агнешка

– Я говорю, прими простой имидж, не трать силу. Я не боюсь, а молодые батыры и так уже покакать сделали.

Сделать мы не сделали, но очень были к этому близки. Стояли как два столба, зенки вылупив. Добрыня даже меч выронил. Или я выронил, не помню уже. Яга же превратилась аккурат в такую бабу, про какую Фёдор говорил. Только одета она была в какие-то лохмотья, а подмышкой ендову медную держала. Вот из неё голос и раздался:

– Позволь, счастье моей жизни, я этого нахала в порошок сотру.

– Только попробуй, пожелай! – как-то визгливо воскликнул Хадиуль, – Я заклинаний читал. Все со мной погибнут! Бабай-ага не злой, учит, лечит. Жалко друзей.

– А ты не… ничего говорить не буду, опять за желание примешь, – сказала себе подмышку Яга.

– Любой желаний твой выполню, щербет моего сердца, – проворковал слащавый мужской голос из лампы, – волю мне дашь, ковром у твоих ног лягу.

– Какую волю?! За чашку кофе выманил второе желание, а мне ещё домой возвращаться.

– Забже гада! – донеслось из избушки. – Глову одервач!

Выбежала из леса кикимора, рванулась к избушке, но Яга её схватила за сарафан, не пуская. Хадиуль указал в сторону голоса:

– Соловей-юлбасар живой ходить будет. Злая девочка, – он потёр укушенное плечо, – тоже живой будет. Молодой батыр не умрёт, а много маленьких батыров сделает.

Я когда про маленьких батыров услыхал, мигом из замороженного состояния вышел: чего это басурманин тут решает, кому жить, кому – нет. В бою меч должен такие решения принимать. Вспомнил, что от нас сейчас, может, исход с Ордой противостояния зависит. Говорю Яге так строго:

– Вы, женщина, вещицу-то краденую владельцу законному возверните.

– О! – повернулась в мою сторону ведьма. – Нарисовался защитник обездоленных. Привёл иностранного шпиона, теперь права качаешь?! Да знаешь, представитель госорганов, какая силища в этой лампе сокрыта? Она любое желание выполняет. Даже, три. Этот азиатский гастарбайтер быстренько с ней мир завоюет, всех на колени поставит.

– Вечно вы бабы за мужиков решаете, что нам нужно, – не сдался я, – может, пожилой человек себе дом новый пожелает, тройку вороных да жену красавицу. Или четырёх жён. Я слышал, у них можно.

– Тебе, женщина, какое-такое дело, что я с этим миром делать стану? Всё равно в свой йорт уходить будешь. Загадывай свой желаний, отдавай лампу. Добром разойдёмся, всем хорошо.

– Вообще-то, я Маджиду обещала, что отпущу его последним желанием, – сказала Яга.

– Своим Маджидам обещай что хочешь. Джинна отдай!

– Так он и есть джинн, Маджид. Зовут его так.

Ханский колдун рассмеялся так, что, казалось, земля затряслась. Отсмеявшись и вытерев слёзы он уточнил:

– Джину?! Обещала? Глупая женщина. Джинн для того заточается в лампу, чтобы служить хозяину, а не Иблису. У него ни рук ни ног нет. Зачем ему свобода? Куда ему ходить? Джинн из чистого огня сделан. Огонь очаг греть должен, лепёшка печь. Знаешь, Женщина, что бывает, когда огонь на волю выпускают? Я скажу: пожар будет.

Хадиуль говорит, говорит, а сам потихонечку какой-то горшочек малюсенький из-за пазухи тянет. Бросил супостат тот горшочек меж собой и Ягой. Начала земля пучиться да дыбиться. Холмом поднялась высотой в три человеческих роста, появились в очертании холма голова и руки огромные. Махнула лапища, полетела в кусты Яга с кикиморкой вместе. Лампа в другую сторону, в овраг отправилась. До пояса вылез земляной человек, а далее – никак. Упирается ладонями в твердь, а полностью вылезти не в силах. Мы же с Добрыней стоим дурни-дурнями, не разберёмся, с кем тут сразиться. Сихыр вытащил из-за пояса короткую кривую саблю, пошёл к Яге. Вот это – по-нашему. чтобы хоть чем-то заняться, я пошёл за ним. Добрыня же, хитрец, полез в избушку. Видать, под шумок решил с соловьём разделаться. Догада!

Обошёл я земляного человека, машущего рукам в бессильной злобе. Хадиуль рубил кусты, пытаясь найти свою соперницу. Я присоединился.

– Потеряли чего? – донеслось совсем с другой стороны.

Яга стояла совсем с другой стороны. Я попытался на неё кинуться, да не тут-то было: ноги густо опутало кореньями. Рядом задёргался сихыр, пытаясь высвободиться.

На краю зрение померещилась бегущая на меня кура с отрубленной головой. Дабы прогнать наваждение, повернул голову. Это не было наваждением, это был кошмар: по просеке бежал дом на курьих ногах. Из рассказов Добрыни я знал, что за жилище с лапой птичьей он принял домик на столбе. Я уж думал, что развенчал сказку детскую, а тут такое! Ноги были настоящие куриные аж до голени. И вот этой самой ногой, даже не замедляя ход, избушка врезала по земляному человеку. Тот с глухим звуком обрушился огромной кротовиной.

– Не работают твои восточные чудеса против русских, – злорадствовала Яга, – небось из песка легче големов творить, чем из чернозёма плодородного?