Кинжал Челлини

В предгорье царило безмолвие. Темень была такая, что хоть глаза выколи. Я понятия не имел, куда мы едем. Я думал об ищущих нас крепких, хорошо вооруженных полицейских. Если я попадусь, никакие объяснения не спасут меня. Судебная процедура даст мне некоторую отсрочку, но в конце концов я погибну в газовой камере. Если попадусь…

Я положил руку Веде на плечо.

— Мы их обставим, крошка, — сказал я. — Может, они и правда сообразительные, но мы все равно их перехитрим. Вот увидишь.

Снова пустые слова.

Глава двенадцатая

Меня разбудил запах кофе. Было еще темно. Я привстал и почувствовал дуновение свежего ветерка.

Веда хлопотала возле примуса, сидя на корточках. Голубоватое пламя освещало ее собранное, суровое лицо; она с отрешенным видом думала о чем-то своем. В желтых брюках и толстом свитере Веда выглядела превосходно. Ее отброшенные назад волосы были перехвачены красной лентой.

— Аромат замечательный, — сказал я, зевнул и откинул одеяло; потом взглянул на часы.

Пять с хвостиком.

— Что, не спится?

Подняв голову, она улыбнулась. Суровость улетучилась с ее лица.

— Я замерзла. Хочешь кофе?

— Еще бы!

Наливая кофе в кружки, она сказала:

— Я слушала радио. Полицейские решили, что мы пробираемся к мексиканской границе.

— Да? Надо же, какие умники.

Она с улыбкой протянула мне кружку; в глазах Веды застыла настороженность.

— На автострадах — пикеты. По радио говорят, что нам не вырваться из кольца.

— Наверно, нам стоит отказаться от варианта с Тихуаной.

— Да.

Я стал не спеша пить кофе. Я не знал, куда нам ехать.

— Надо двигаться на север, — сказала она, словно прочитав мои мысли. — Ночевать под открытым небом опасно.

— Вероятно, полицейские ждут от нас именно этого. Возможно, разговоры о Мексике — ловушка. Редферн — не дурак.

Я встал.

— Надо все обмозговать. Пока займусь туалетом. Дай мне время, и я найду правильный выход.

Взяв бритвенные принадлежности, я побрел к ручью, возле которого мы расположились. Вода оказалась ледяной; я никогда не брился в таких плохих условиях. Когда я вернулся, Веда разогревала на примусе тушенку.

— Наверно, нам следует остаться здесь, — сказал я, опускаясь на корточки возле Веды. — Во времена «сухого закона» среди этих холмов прятались торговцы спиртным. Тут наверняка можно найти пустую хижину или сарай. Полицейские скоро устанут нас искать. Через неделю их бдительность притупится. Когда накал спадет, мы сможем проскочить незамеченными. К тому же мне нужно время, чтобы отпустить усы. Предлагаю переждать бурю здесь.

Она кивнула.

— Да.

Теперь, когда у нас появилось нечто вроде плана, Веда стала спокойней, тревога в ее глазах растаяла. За завтраком я рассказывал Веде о людях, гнавших самогон среди этих холмов и доставлявших зелье в города на телегах.

— Здесь были дюжины винокурен. Мы сумеем найти пристанище.

Когда мы с Ведой мыли посуду в ручье, я сказал:

— Проснувшись ночью, я задумался об этой истории. Пожалуй, впервые с ее начала у меня появилась такая возможность. Прежде сильное волнение парализовало мои мыслительные способности.

.— О чем именно ты думал?

— Я пытался вычислить, кто убил Бретта.

— Разве это сделал не ты?

Слова, казалось, сорвались с языка Веды помимо ее воли. Произнеся их, она тотчас закрыла рот рукой и побледнела.

— Что ты хочешь сказать? — Я уставился на Веду. — Ты тоже считаешь меня убийцей Бретта? Я же объяснил тебе, как это произошло.

— Да. Помню. Сама не понимаю, почему я это сказала. Я так не думаю. Извини, Флойд.

— Что с тобой? Как тебе могло такое прийти в голову?

— Я же сказала, что я так не думаю. Извини, Флойд. Пожалуйста, забудь мои слова.

Она не смотрела на меня, и я вдруг похолодел.

— Нет, ты действительно считаешь, что его убил я! Признайся, это так?

Она схватила меня за плечи, прильнула к моей груди.

— Мне безразлично, убил ты его или нет! — сказала она. — Совершенно безразлично. Я хочу быть с тобой. Все остальное не имеет значения.

— Я с ума сойду, Веда! Значит, все это время ты считала меня убийцей Бретта?

— Это не имеет никакого значения. — Она отодвинулась от меня. — Ладно, пусть ты не убивал его. Я же говорю — мне это безразлично.

Веда заплакала.

— Послушай, крошка, ты должна мне верить. Его застрелили, когда я искал пудреницу. Я стоял на пьедестале грифона, когда грянул выстрел. Я бросился в кабинет. Бретт сидел за письменным столом, перед ним валялся дымящийся револьвер. Вот как это было. Ты должна мне верить!

— Конечно, дорогой. — Слезы перестали течь из ее глаз. — Конечно.

Она словно говорила с ребенком, рассказывающим о привидении, которое он видел.

— О, господи. Если даже ты не веришь мне, значит, мое положение действительно безнадежно.

— Но я тебе верю. Не смотри на меня так, дорогой. Пожалуйста… уже светает, нам пора трогаться.

— Если ты считаешь, что Бретта убил я, зачем ты поехала со мной? — закричал я.

— Твои поступки не способны повлиять на мое отношение к тебе. Ты для меня — все.

Я запустил пальцы в шевелюру.

— О’кей, значит, я для тебя — все. Это чудесно. Но я не убивал Бретта.