Кирза и лира

— Ну, что там у тебя…

— Щас-щас, — через паузу, неуверенным тоном ответил водитель из тёмного подкапотного пространства машины. — Щас!..

На улице тихо. Ни машин, ни прохожих… Светящиеся стрелки на наручных командирских часах показывали ноль часов двадцать минут. В машине, как и на улице, темно, «как у негра в жопе», со злостью всплыла известная поговорка. И рация к тому же отчего-то вырубилась. Да и какая там рация, херация это, а не рация. — Злился, нагреваясь подполковник.

— Ну… ты скоро там?

— Щас-щас, — суетился водитель уже два раза в темноте обжёгшись о горячий, пышащий жаром двигатель, пытаясь руками нащупать причину. На ощупь все агрегаты вроде были на месте, не потерялись. Все здесь… вроде. Вот они! Но, темно… Всё горячее, всё как кипяток… Вот, гад, двигатель, ведь только что работал…

В моторном отсеке было не только нестерпимо жарко, но и совершенно темно, как в колодце. Подкапотную лампочку — вчера точно, кажется, была! — кто-то сегодня в автопарке, видать, «скапуздил», вывернул. И на улице, как назло, тоже не все лампочки горят. «Спичками что ли посветить… — подумал было Астафьев, но тут же вовремя одёрнул себя, отказался. — Нет, нельзя! Бензином сильно пахнет. Еще бабахнет, на фиг! Лучше не надо. Что же делать? Может, чиркнуть разок зажигание?.. А вдруг да заведется!.. А что, отдохнул, поди, подлюга! А вдруг!..»

Водитель, окрыленный надеждой, быстренько оббежал машину, забрался в кабину, выжал сцепление, повернул ключ в замке зажигания. Ну!.. Чик, чик!.. Хрен там! Вообще ноль, только что-то скучно щелкнуло там, в глубине, под капотом. И никаких тебе жу-жу! Аккумулятор… Катушка зажигания… Насос… Реле… — сумбурно проносились в памяти «Пряника» названия деталей автомашины, не вызывая причинных ассоциаций, не находя точного решения. «Ну, всё, совсем приехали. Теперь нужно как-то об этом подполковнику сказать, чтоб не сильно расстроился. Сейчас заорет!»

— Я это, товарищ подполковник, щас быстренько сбегаю в часть… Тут уже рядом… За бензином. Кончился… Вы подождите, пож… — Заранее втягивая голову в плечи, забормотал водитель, делая вид, что уже побежал.

— Чего-о! Сид-деть! — резко и яростно обрывает подполковник попытки водителя улизнуть от ответственности. — Я покажу тебе сейчас — «подождите тут»! — водила-мудило. Только спать, понимаешь, целыми днями можете! Засранцы! Разгоню, к херам всю вашу ё… автороту к чёртовой матери, если не можете на машинах ездить. То бензин у них, понимаешь, кончился, то колесо спустило, то зажигание потерялось, то ключей у них нету. Фитиль вам всем в жопу нужен. Понятно?

— Так точно! — помня устав, подтверждает Астафьев.

— Я д-дам тебе, щас по шее — «так точно»!

Водитель в темноте молча вжался в сиденье, понимая, нужно продержаться еще минуту, полторы, а там, как обычно, гром отгремит, туча пронесется или сама собой утухнет. Не в первый раз. Они все вот так, вначале страшно кричат, грозят, ругаются. А потом тухнут, а куда деваться-то, все равно будут ездить с нами, на этих же развалюхах — других-то нету.

Водитель громко сопит, шмыгает носом, делает вид, что очень сильно расстроился, переживает. А по сути — просто пережидает.

Опыт… опыт… опыт!..

— Понятно, я спрашиваю, или нет? — зло переспрашивает подполковник, проверяя: дошло-ли, не уснул-ли опять.

— Так точно!

— Так точно, — зло передразнивает офицер. — Только и научились, так-точнать, понимаешь. Иди, давай, ремонтируй свою долбанную калымагу. Я сам схожу. Еб… мать! — ставит точку командир, резко выбираясь из душного бензинового пространства кабины. Для окончательной разрядки сильно бабахнув на прощанье дверцей: «Мать вашу!..»

53. А в чем дело-то, товарищ подполковник?

Пять минут назад «отдыхающий» рядовой Дорошенко, а это действительно был он, музыкант военного оркестра, не чувствуя ног нёсся в перпендикулярном направлении к той злосчастной улице, где так бездарно сдох движок оперативной командирской машины. Бежал по тёмному, совсем не освещенному бульвару так быстро, как даже не бегают спринтеры в лучшие свои чемпионские годы, на своей коронной дистанции. Несся, как в своей жизни вообще никогда не бегал. Правда до армии он тоже иногда бегал, но, как говорится, за девчонками, в своё удовольствие, да вот здесь ещё, в армии — пришлось, — кроссы — это по-необходимости. Но всё это не то…

Летел сейчас Дорошенко не касаясь земли, как ветер. Вовремя и удачно — сам себе удивляясь — перепрыгивая невидимые в темноте препятствия, чудом огибая то и дело возникающие столбы, бугры и ямы… Несся, как не бегают даже олимпийцы за своей заветной Олимпийской медалью. Задача, как и у них, была предельно простой и прямой, как армейский шомпол — нужно обогнать! Но условие сейчас была явно невыполнимым — обогнать подполковника. А это, извините, как обогнать то, не зная что, даже хуже того!