Кладбище Кроссбоунз

На какой-то миг подумала: а не сдать ли ему Альвареса? Бернс вряд ли будет в восторге, узнав, что его подчиненные заигрывают с женщинами, которых обязаны охранять.

– Мне надо поставить вас кое о чем в известность. Я получила письмо.

– От кого-то из поклонников?

– Не совсем. Письмо довольно неприятное, и пришло оно на мой домашний адрес.

– Надо взглянуть. Принесите его нам, или, если хотите, я пришлю кого-нибудь за ним.

– Возможно, это не имеет отношения к делу, – сказала я. – Если у пациента бред, вы можете из кожи вон лезть, но он все равно будет видеть в вас своего врага. К тому же узнать мой адрес не так уж сложно. Даже Моррис Клей и тот сумел его раздобыть.

Бернс в ужасе посмотрел на меня:

– Боже праведный, я бы ни за какие коврижки не согласился на вашу профессию.

– Почему?

– Не хватило бы терпения. Не то что моя работенка. Кто-то совершил преступление, – ответил он и хлопнул в ладоши, как закрыл книгу. – И все. Дело с концом.

– Но ведь на самом деле все не так просто?

– На этот раз нет. – Бернс вынул из кармана огромный носовой платок и вытер им лоб. – Поэтому я и пришел.

– А я-то думала, вас привел ко мне какой-то другой, высший мотив.

– Дело в том, Элис, что я хочу, чтобы вы съездили к Мэри Бенсон. Сейчас она в Лондоне, проходит лечение в одной из клиник.

Я разинула рот. Мне совсем не улыбалась эта затея – встретиться с той, кого таблоиды окрестили самым злобным существом во всей Британии. Это самый худший из всех мыслимых способов провести вечер. Встреча с этой особой наверняка оставит гадкий осадок, от которого не избавиться еще несколько дней. Будь человеческая память чем-то вроде компьютерного жесткого диска, с которого при желании ненужное можно удалить, я вряд ли стала бы возражать. Передав Бернсу нужную ему информацию, я бы просто все стерла к чертовой бабушке.

– Боюсь, не смогу. Извините.

Бернс подпер кулаками массивную нижнюю челюсть.

– Прошу вас, Элис.

– Это не по моей части. Я же вам говорила, что не занимаюсь судебной медициной. Не хватает знаний.

– Но ведь вы участвуете в нашем расследовании, причем с самого начала.

Я откинулась на спинку стула. Бернс буквально буравил меня своими глазками. Не знаю почему, но его взгляду было невозможно сопротивляться.

– Активнее, чем хотелось бы.

– Если вы согласитесь, то я больше не стану ни о чем вас просить. Обещаю.

В нем было прямо-таки ослиное упрямство, патологическая преданность работе, какой бы трудной та ни была. Один бог ведает, чем он будет заниматься, когда жена в конце концов убедит уйти из полиции. Не мытьем, так катаньем Бернс уговорил меня поехать вместе с ним к Мэри Бенсон, а уговорив, с невероятной для его веса грацией встал со стула. Очевидно, его план состоял в том, чтобы скрыться прежде, чем я успею передумать.

* * *

Следующим пациентом стала женщина, с которой я начала работать совсем недавно. Она была готова убить меня за то, что сеанс начался с некоторым опозданием. Сев напротив меня, она сразу же начала живописать мне, в какую ярость впадает, просыпаясь каждое утро, как эта ярость липнет к ней подобно платью, которое невозможно стащить с себя, ложась спать. В ее тело входит другая, она заставляет срывать злость на собственных детях. Вчера набросилась с кулаками на мужа, хотя причина этой вспышки непонятна ей самой. Она тараторила без умолку, извергая водопад слов. Я же была вынуждена ждать продыха, чтобы объяснить, что беспричинный гнев часто является симптомом депрессии.

Увы, так и не дождалась. Пациентке нужно было выпустить пар. Она так увлеклась, что не заметила, как я смотрю в окно, думая об авантюре, в которую втянул меня Бернс.

Глава 9

В тот вечер гонка вниз по ступенькам не доставила мне удовольствия. Обычно это четырехминутное безумие имеет целью как можно скорее вынести меня на свежий воздух. Увы, помня о том, что мне предстоит, я предпочла бы забиться под стол. Меня так и подмывало поднять воротник и незаметно улизнуть, но, увы, Бернс уже ждал меня, и подвести его я не имела права.

Мимо проехал черный автомобиль и помигал фарами. За рулем сидел Альварес, как обычно, с каменным лицом и все в том же шикарном черном пальто.

– А где Бернс? – не слишком любезно спросила я.

– Застрял на совещании. Просил извиниться, – пояснил Альварес. Он припарковал машину на свободном месте и, как только я забралась в салон, повернулся ко мне.

– Только прошу вас, давайте без лишних разговоров. Чем быстрее сделаем это дело, тем лучше.

– Как скажете, – ответил он и вскинул руки. – Но ведь должен же я сначала извиниться?

– Должны. Вопрос в другом: вы знаете, как это делается?

– Согласен, для меня это нелегко, – ответил Альварес и потер затылок. – Понимаете, я испанец. Моя семья родом из Валенсии.

– Это своего рода извинение?

– Испанцы, мужчины, не извиняются. – Его лицо оставалось серьезным, однако, судя по голосу, это все-таки была шутка. – Для них это проявление слабости. Это, так сказать, una pérdida de honor.

– И что это значит, una pérdida de honor?

– Потеря чести.

– Думаю, вам не помешало бы чуть-чуть ее потерять. Можем начать все сначала, если вы извинитесь.