– Я пришел, царица, из Авлиды, что в фокейской земле. На пути повстречался мне незнакомец – имя ему Строфий; узнав, что я буду проходить через Аргос, он просил меня зайти к тебе и сообщить, что Орест, родственник твой, умер. Не знает теперь Строфий, что делать ему с телом вашего родича: предать ли его земле на чужбине, или переслать прах его к вам, в Аргос, – может быть, вы захотите совершить над ним обряд погребения. Вот какую весть принес я тебе, царица.
Электра подняла громкие вопли; сама же царица не могла скрыть своей радости при известии о смерти сына. Радушно приняла она пришельцев, приказала ввести их во дворец и тотчас отправила Килиссу, бывшую кормилицу Ореста, к Эгисфу, находившемуся в то время в поле. Горько рыдала Килисса, услыхав о смерти своего питомца, но, послушная воле своей повелительницы, отправилась в путь; когда она проходила мимо толпы троянских рабынь, они утешили ее, объяснив, что Орест жив и что весть о его смерти – ложная весть. Научили также они Килиссу, чтобы постаралась она привести Эгисфа в Аргос одного, без копьеносцев и телохранителей, сопровождавших тирана повсюду. Так и случилось, как желали троянки: Эгисф, обрадованный вестью о смерти пасынка, возвратился в город один, без своей свиты, и поспешно отправился во дворец, желая лично видеть странников, принесших радостную для него весть. Но лишь только вступил он в свое жилище и приблизился к чужеземцам – Орест бросился на него и поразил его мечом. Один из рабов, видевший смерть Эгисфа, в ужасе бросился в покои Клитемнестры и громким голосом позвал ее к себе. Бледная и трепещущая от страха, вышла к нему царица.
– Мертвецы, – молвил раб, – выходят из могил и умерщвляют живых!
– Горе мне! – воскликнула Клитемнестра. – Понятна мне загадочная речь твоя: хитростью поймали нас в сети, коварством губят нас, как мы некогда губили других! Неси мне скорей мою старую секиру; посмотрим, кто победит, кто погибнет.
Лишь только произнесла Клитемнестра эти слова, как к ней подошли Орест с Ниладом, готовые предать ее смерти.
– Вот и отыскали мы и тебя, – сказал Орест. – С сообщником твоим мы уже покончили.
– Горе мне, бедной! Убит Эгисф, дорогой мой супруг!
– Горячо, как я вижу, любила ты мужа, не разлучайся же с ним и теперь, вместе низойдете и аид.
– О, сын мой! – взмолилась к мстителю преступная Клитемнестра. – Удержи свою руку, пощади эту грудь – грудь матери, питавшую и лелеявшую тебя в дни твоего младенчества! – И с этими словами она отвела занесенный над нею меч.
Орест остановился в раздумье и, смущенный, взглянул на друга. Пилад напомнил ему повеление дельфийского бога. Тут Орест снова исполнился гневом и, невзирая на угрозы и клятвы преступной матери, повлек ее в ту часть дворца, где лежало тело Эгисфа. Здесь и пала она под мечом сына.
С обнаженным, окровавленным мечом в руке вышел Орест из царского жилища: вслед за ним вынесли оттуда трупы Эгисфа и Клитемнестры и положили их рядом, на том самом месте, где несколько лет назад лежали тела Агамемнона и Кассандры. Все царские слуги, все друзья царя Агамемнона и густые толпы народа поспешно сходились на площадь, радуясь и благодаря богов за освобождение из-под власти тирана. Громкими, восторженными криками приветствовал парод сына Агамемнона и тотчас же провозгласил его своим царем и повелителем.
Орест старался оправдать перед народом свое дело.
– Вот лежат перед вами, – говорил Орест, – трупы тиранов родной земли, убийц отца моего, наших общих злодеев! От руки моей приняли они кару за свои злодеяния; и как были они неразлучны в величии, восседая на царском престоле, так и теперь неразлучны. Запятнанная кровью одежда, покрывающая тела их, – это та самая одежда, которой связали они отца моего в тот миг, как заносили над несчастным нож. Раскиньте ее, растяните пошире: пусть всевидящий Гелиос, от которого не сокрылись дела моей матери, будет свидетелем и мною совершенного дела. Счастлив я, что совершил месть над убийцами отца, но скорбь томит мне сердце, ужас объемлет меня! Не мог я оставить без отмщения смерти отца, а потому не пощадил и матери; сам Аполлон велел мне умертвить ее и ее сообщника: страшными карами грозил мне бог, если я не исполню его воли. К нему и прибегну я теперь – пойду в дельфийский храм и у алтаря Аполлона буду искать себе спасения!
Друзья старались успокоить и ободрить смущенного, испуганного собственным делом Ореста, но не внимал он утешениям: мрачный и отчаянный, неподвижно стоял он, безумно поводя вокруг глазами. Поднялись перед ним из земли страшные, грозные чудовища – волосы их переплетены были змеями, ужас наводили взгляды: то были эринии[115]
, явившиеся мстить несчастному за убиение матери. В трепете побежал от них юноша – в дельфийском храме Аполлона надеялся он найти себе спасение и избавиться от преследования богинь-мстительниц.4. Орест и эринии