Клеймённые уродством

Воровать в принципе оказалось не так уж и просто, особенно по началу, когда уверенности с гулькин нос, да вдобавок на тебя все оборачиваются. Мне постоянно казалось, что сейчас меня окрикнут, возьмут за шкирку и куда-нибудь потащат, потому что заметили мои взгляды, мои жесты. Я просто… не могла. Нет, не потому что брать чужое плохо — я боялась, что мне за это прилетит. На то, что я воровка было как-то плевать, лучше нужно было следить за своими вещами, особенно если это нечто ценное. А раз ты плохо смотришь за своим добром, то это сугубо твои проблемы и какая-то маленькая бездомная девочка со своим не менее бездомным другом будут сегодня сыты или в очередной раз отложат пару баксов на черный день. Копилка предназначалась на те случаи, если вдруг кто-то заболеет или еще хуже — сваляться оба. Простуда здесь не была легкой болезнью, она могла и убить — отсутствие денег на лекарства вынуждало пускать все на самотек, лечась лишь теплым чаем и то, если везло. Некоторые забегаловки спокойно могли налить тебе кипятка или даже подкинуть что-то из просрока.

Выглядела я не важно, уже с парой синяков на лице, слишком худая, но почему то не слабая. Если приходилось бежать — я бежала. В рваной, хрен пойми какой куртке, которую Пит то ли отжал у кого-то, то ли нашел на помойке. Все те же кеды, в которых я и сбежала, ботинки добыла позже. Перед зимой пришлось экстренно учиться греться через астральный огонь, что бы не закоченеть от холода. Улица никого не щадила. Ни стариков, ни детей. Никого.

Пару раз мой внешний вид играл на руку, попадались особо добрые люди- когда я просто попрошайничала. Со скрипом в зубах и потаенной ненависти к этому занятию. И без того была жалкой, а тут приходилось вовсе унижаться. Разумеется, хочешь жить — умей вертеться, а жить хотелось и даже очень, потому приходилось посылать принципы куда подальше. Я ходила по улицам, подходя к людям или же стояла возле какого-нибудь магазинчика, пока меня не отгонял персонал. Редко удавалось заработать достаточно много, но что бы выжить — на это определенно хватало. К тому же, я могла упражняться в подавлении воли, убеждении их в какой-то идеи, посредством магии — один раз какая-то женщина со слезами на глазах убеждала меня забрать ее кошелек, а когда я взяла порывалась утащить меня к себе, что бы удочерить. Иногда перебарщивала, согласна.

Тем не менее я не жаловалось. Возможность сдохнуть каждый день для меня оказалась получше, чем быть товаром на витрине приюта. А пропасть тут можно было по разному — голод, другие бродяги, которые тоже хотят жить, полиция (да, возвращение туда — равносильно смерти) и еще много мелочей, которые в итоге приводят к летальному исходу. Более или менее к такому образу жизни я привыкла быстро, иногда даже складывалось впечатление, что подобное уже случалось, только там был кто-то другой, но похожий настолько, что становилось больно. Я не помнила прошлых жизней, ни одной из них. Только иногда, во снах до меня доносились какие-то обрывки, которые никак нельзя было связать во что-то одно. Потому я забросила эту затею — лучше жить настоящим, сегодняшним днем и его проблемами чем капатся в том, чего уже давно не вернуть.

Поначалу — только вдвоем, затем, со временем, начали обрастать знакомыми, связями. Появлялись места, где можно переночевать и не парится, зарежут тебя за рюкзак под головой или нет. Да и в принципе все относительно налаживалось. Существовать было можно, выживать — тоже вполне, жить — когда придется. Например, если кто-то пьет по поводу чего-то, то мы выпивали, считая, что алкоголь — в принципе сам по себе не плохой аргумент что бы нажраться или попробовать это сделать. Питер долго еще не мог понять, почему я первое время смотрела на пиво и прочее и отвращением. Почему меня так передергивало от запаха и почему я как-то сразу сникала, когда на точку он притаскивал чего бухнуть. Я не говорила ему, потому что прошлое в нем осталось, о чем я не хотела лишний раз даже вспоминать, не то что рассказывать. Все, что он знал — меня били. Это потом уже я смогла забить на это и учится пить совершенно спокойно. Мне даже понравилось — это легкое чувство, когда чуть кружится голова и мысли роем перестают летать в голове. Да и фокусы в пьяном состоянии получались посильнее и получше.

— Беги, Форест, беги!

Опять он что ли спалился? Я, уже начиная бежать, на всякий случай обернулась — да, верно, Питер с совершенно счастливым лицом драпал от какого-то достаточно крупного мужика. Ладно, схема отработанная, опять колени все разобью к чертям. Хотя они и не заживали…

Я вильнула в толпу, пропустила друга и дождавшись несчастного обкраденного рванула наперерез. Бугай, который несся ничего не видя перед собой, особо не понял почему внезапно заваливается на бок, что это такое падает рядом с ним, а потом резко встает и убегает в противоположную, от того воришки, в сторону. Саднило на этот раз бедро и неслась я, чуть прихрамывая и периодически морщась.