— Эта философка ухитрилась соблазнить флейтистку, молоденькую...
— Будто я разбираю флейтисток! — проговорила Маргарита презрительно-насмешливо...
— ...бедная девчонка истекала соком, будто спелая фига! — продолжила Хармиана...
— И ты там была? Ты подглядывала? Ты подслушивала их разговор? — Маргарита подошла к Хармиане, схватила её за оба уха и принялась трепать... Она посчитала ниже своего достоинства расспрашивать Ирас, ища подтверждения Хармианиных слов!..
Всё же она сказала Цезарю:
— Это худо, что меня совсем не знают римлянки! Позволь мне участвовать в каком-нибудь женском празднике!..
Вид у Цезаря был скучающий, но позволить он позволил! Она вместе с Хармианой и со своими рабынями приняла участие в процессии во дворе храма Венеры Эрицинской. Однако после окончания шествия римлянки удалились в помещение для ритуальной трапезы. Царицу Египта просто-напросто не пустили туда.
Служительница храма объяснила, что принимать участие в ритуальной трапезе имеют право только замужние женщины! Бессмысленно было доказывать, что она замужем. Равнодушная и горделивая, она удобно устроилась в носилках, и рабы понесли её прочь с холма. Почтенные римлянки также воспротивились её участию в священнодействии праздника Доброй богини! А ведь в обрядах этого праздника участвовали жёны и матери видных государственных деятелей и жрицы-девы, происходившие из лучших семейств!.. Нет, она хотела всё же объявить Цезарю своё желание уехать, покинуть Рим! Но он не приезжал, был чем-то занят. Маргарита отправилась на прогулку по садам Трастевере. И без особого изумления обнаружила, что побег невозможен! Сады охранялись так же тщательно, как и сам дом! Она говорила себе, что глупеет, ребячится, теряет терпение... Хармиана, располневшая, прибежала, тряся большими грудями, захлёбывалась потоком слов... У парадных ворот стражники не пускали к царице Египта римскую даму!..
— ...в персидском шёлковом платье, на голове — тканый воздух из Дамаска!.. Вели, чтобы её пропустили!..
— Да не велю я! Если бы это зависело от меня, мне бы и доложили! Не пускают, значит, Цезарь велел не пускать! Оставь меня!..
— Ты не знаешь, кто это! Это Фульвия! Ради неё Марк Антоний развёлся с Антонией...
— Замолчи! Слышать не хочу твоих сплетен! Какое мне дело до того, кто с кем развёлся в Риме, кто на ком женился!..
Хармиана значительно таращила глаза. Когда-то она уже смотрела этак, глупо и радостно, по мнению Маргариты. Когда это было? Когда Маргарита уже была беременна первенцем и сама ещё не догадывалась...
— Что ты задумала, дура? Я тебе уши вырву, чтобы ты не могла подслушивать!..
— Выйдем на балкон, царица, хоть посмотрим, умоляю тебя!..
Маргарита повернулась круто и пошла к лестнице. Хармиана затопала следом. С балкона удалось им увидеть нарядную круглолицую женщину, лицо её выражало простое высокомерие, губы выдавались, очень сочные, светлые кудри вились крутыми кольцами...
Хармиана пыталась заговорить, получила пощёчину. Маргарита сидела в спальне и думала, что, конечно же, Хармиана полагает, будто Марк Антоний влюблён в её госпожу!.. Если бы Цицерон... если бы его тело вдруг сделалось каким-то чудом... красивым и молодым телом живым смуглым... И возможно было бы наслаждаться телесно и говорить, говорить, говорить... Я больше никогда не буду спать с чёрными рабами!.. Мне никого более не нужно!.. Сын у меня есть! И у меня есть Ирас... И никого... Нужно поехать в Эфес и увидеться с Камой. Но я этого не сделаю!..