Клеопатра. Любовь на крови

Ведь еще раньше, пишет Плутарх, Клеопатра сама приказала перенести "все наиболее ценное из царской сокровищницы — золото, серебро, смарагды, жемчуг, черное дерево, слоновую кость, корицу — к себе в усыпальницу; это было высокое и великолепное здание, которое она уже давно воздвигла близ храма Исиды. Там же навалили груду пакли и смолистой лучины, так что Цезарь, испугавшись, как бы эта женщина в порыве отчаяния не сожгла и не уничтожила такое громадное богатство, все время, пока подвигался с войском к Александрии, посылал ей гонцов с дружелюбными и обнадеживающими письмами".

И поэтому Прокулей, не мешкая, отправился к мавзолею, где укрылась Клеопатра, и попытался вступить с ней в переговоры. Но царица так и не отворила двери мавзолея, Прокулею пришлось говорить через них. Торг шел о будущем Египта и детей царицы. Клеопатра просила оставить страну в наследство своим детям (которым, если не считать римского нашествия, она принадлежала по праву), причем о Цезарионе речь не шла (может быть, тогда еще Клеопатра надеялась, что он доберется до Индии). В ответ Прокулей, которому, по всей видимости, не хотелось без лишней надобности врать и обещать того, чего на самом деле он не в силах сделать, принялся убеждать Клеопатру не падать духом и во всем полагаться на милость Октавиана. Но римлянин и пока еще египетская царица так и не смогли договориться, и, внимательно осмотрев место кругом мавзолея на предмет его внезапного захвата римскими воинами, Прокулей, отправившись к Октавиану, доложил тому обстановку. Выслушав, тот отправил к Клеопатре вместе с Прокулем еще одного своего доверенного человека — Гая Корнелия Галла, римского всадника, полководца, общественного деятеля и лирического поэта (писавшего в жанре любовных элегий, посвященных в том числе актрисе, бывшей любовницей Антония), в сопровождении отряда солдат. Пока Гай Галл от имени Октавиана вел переговоры с Клеопатрой, специально затягивая беседу, хитроумный Прокулей, приставив лестницу к стене мавзолея, тихо пробрался внутрь его через окно, в которое служанки Клеопатры незадолго до того втянули умирающего Антония. Они направились к дверям, где стояла Клеопатра, занятая разговором с Гаем Галлом, но были замечены одной из служанок, находившихся при царице (Ираде и Хармионе), которая закричала: "Клеопатра, несчастная, ты попалась!" Обернувшаяся царица увидела Прокулея и, выхватив короткий кинжал, висевший у пояса, замахнулась, чтобы нанести себе смертельную рану. Но подбежавший Прокулей, схватив ее за обе руки, не дал возможности покончить, собой, вырвал из рук кинжал и дернул за одежду Клеопатру, проверяя, не засунула ли она в нее яд. Затем Прокулей заявил царице, что "Клеопатра, ты несправедлива и к самой себе, и к Октавиану, лишая его случая во всем блеске выказать свою доброту и навлекая на милосерднейшего из полководцев ложное обвинение в вероломстве и жестокой непреклонности". Отодвинув засовы гробницы, открыв двери, отослав одного из римлян с сообщением об успешном захвате Клеопатры Октавиану, Прокулей скоро дождался помощи — римский диктатор отправил в мавзолей своего доверенного вольноотпущенника Эпафродита, дав тому поручение зорко и неотступно караулить Клеопатру, чтобы она не лишила себя жизни, но при этом, уважая ее царственное достоинство, обходиться с нею самым любезным образом и исполнять все ее возможные желания, кроме угрожающих ее безопасности.

Тем временем сам Октавиан, вступивший с войском в Александрию в день смерти Марка Антония, в сопровождении своего ментора, Ария Дидима, философа-стоика, гражданина Александрии, отправился в гимнасий. Наготове у Октавиана был небольшой свиток с ранее составленной речью на латыни, которую он повелел для жителей города перевести на греческий. В гимнасии Октавиан поднялся на возвышение и, когда присутствующие в страхе перед предстоящей расправой упали перед ним ниц, то владыка Рима, по словам Плутарха, "велел им встать и объявил, что освобождает город от всякой вины: во-первых, ради основателя его, Александра, во-вторых, потому что восхищен красотой и величиной Александрии, и, в-третьих, чтобы угодить своему другу Арию. Вот какою честью был взыскан Арий, и его заступничество спасло многих и многих". А, по мнению Диона Кассия, на самом деле роль Ария была символической — Октавиан не хотел "нанести непоправимый ущерб столь большому числу людей, которые по разным причинам могли оказаться очень полезными для Рима".

Клеопатра и Октавиан. Художник Л. Гофье