Клинок из черной стали

Миркур, рогатая волчица, служившая Неми, тоже выследила добычу, и не успела Лучшая ничего предпринять, как огромный зверь объявил о своем появлении низким рычанием, а затем вышел в полосу лунного света. Еще один знак от Падшей Матери, и нельзя не подчиниться ему, если Лучшая хочет и впредь считать себя Рогатым Волком.

Значит, она не опустится до греха милосердия, не убьет сына быстро и неожиданно. Ему придется заплатить за грехи медленной и позорной смертью в поединке, на который он сам напросился.

Лучшая дала возможность увидеть себя, выйдя под лунный свет. Но сын даже не узнал ее.

Хотя она тоже с трудом его узнала.

Девушка-непорочная с шумом вытащила меч из ножен, и, обернувшись на звук, Лучшая поняла, что ошиблась: это мужчина, хоть и родившийся в женском теле. Ничто в его фигуре или чертах не намекало на это, но у Лучшей не возникло никаких сомнений: сама обладающая женской душой, по ошибке облеченной в мужскую форму, она умела с одного взгляда узнавать тех, кто разделял ее бремя, или, правильней сказать, ее проклятие. Она задумалась было, увидел ли Мрачный в двухсущностном иноземце что-то от своего отца, но тут же отмела эту мысль вместе со всеми прочими. Размышлять о причинах проступка грешника – само по себе грех, да и все равно нет на это времени, потому что…

– Нет!

Должно быть, Мрачный все понял в то самое мгновение, когда солнценож уже слетал с кончиков его пальцев, и, движимый грехом сострадания, попытался предупредить зазевавшуюся мать. Размытое черное пятно приближалось слишком быстро, ни один смертный не способен увернуться от солнценожа, брошенного верной рукой. Лучшая знала, что он направлен прямо ей в грудь.

Но Рогатые Волки, избранные дети Падшей Матери, становились, когда это было необходимо, кем-то большим, чем простые смертные. Лучшая успела уклониться, боковое лезвие лишь чиркнуло по плечу – легкий укус, побуждающий ее бросить в Мрачного свой солнценож.

Тот самый, что был сделан из праха его прабабушки.

Тот самый, что никогда не промахивался и убивал мгновенно.

В отличие от сына, Лучшая не проронила ни звука, когда метнула многолезвийное оружие. Это был ее последний урок сыну, и она лишь молилась о том, чтобы тот принял его близко к сердцу.

Мрачный потянулся к своему ножу, и тотчас рогатый волк рванулся с места… Но не проскользнул в узкий промежуток между деревьями, чтобы откусить руку варвару или пронзить его кривыми рогами, а закружился вихрем белого меха и через мгновение растаял в ночи. Уже отводя руку для замаха, Мрачный бросил взгляд на охотницу из клана Рогатого Волка, надеясь, что и та исчезнет вслед за своим тезкой, но она засмотрелась на Гын Джу, смело вышедшего с четырехтигриным мечом наголо из-за кипариса. Охотница тоже держала в руке солнценож, но Мрачный в быстроте превосходил любого, когда это было необходимо; он первым направил холодную сталь прямо в грудь… собственной матери?

– Нет!

Она оказалась еще проворней, чем он о ней думал, хвала крови Костлявой, текущей в венах у них обоих. Солнценож лишь коснулся ее предплечья и улетел в чащу. Но для чего она подкралась к Мрачному? Как очутилась здесь? И зачем, зачем, зачем ее солнценож помчался к нему еще до того, как он сообразил, что происходит?

Ужасно умирать подобной смертью, но то, что случилось дальше, было еще хуже. Стремительно, словно отблеск лунного света на воде, Гын Джу бросился к Мрачному, а его широкий меч двигался еще быстрее. Обезумевший непорочный, видимо, решил отбить летящий солнценож, но такая хрень случается только в песнях, только в самых неправдоподобных балладах. И Гын Джу должен был понимать, что это не под силу ни одному смертному, что единственная преграда, способная остановить летящий снаряд, – его собственное горло. И не важно, кого он пытался изобразить, героя или мученика, конец все равно один.

Мысли Мрачного опережали его ноги, но все равно не могли сравниться со стремительностью оружия его матери. Нож уже подлетел к Гын Джу, и предпринимать что-то было слишком поздно. Каким бы ловким Мрачный себя ни считал, он не успевал помешать тому, что происходило прямо у него перед носом. Все уже случилось, а он еще не верил, что это могло произойти.

Болезненный вздох Гын Джу тут же потонул в лязге металла и раздавшемся через мгновение глухом стуке. Отбитый легендарным мечом, солнценож с силой вонзился в ствол соседнего кипариса.

Крик облегчения, вырвавшийся у Мрачного, был несколько преждевременным – сразу после броска мать устремилась к сыну, а Гын Джу развернула отдача меча. Варвар метнулся к ножу, который должен был поразить его и только чудом не убил непорочного, ухватился за отделанную кожей рукоятку и потянул изо всех сил. Два лезвия так крепко засели в дереве, что он чуть не вывихнул плечо, но все-таки выдернул нож и круто развернулся, чтобы бросить в охотницу, прежде чем поддаться глупой нерешительности, подумав, что это его мать, хотя ясно же, что она пришла сюда за его сраной жизнью.