Клинок из черной стали

Мрачный резко остановился на мерзлой земле и ухватил Софию за руку, как раз в тот момент, когда неумолимая сила повалила с ног и ее, и Хортрэпа. Вместо того чтобы упасть во Врата, они лишь проскользили на фут вперед, но варвар удержал их, прибавив еще одно звено к цепи сопротивляющихся смертных. Дурак! Какой же ты дурак! Но только такие сраные дикари, как люди Шакала, способны заживо сбрасывать врагов в преисподнюю, а Мрачный не дикарь… Стоя на краю Изначальной Тьмы и борясь с неведомой силой, он думал о том, что не может убить человека за преступление, которое тот еще не совершил. Наблюдать за тем, как Софию затягивает во Врата, – это все равно что самому столкнуть ее в бездну, и ему не убедить себя в обратном.

Она посмотрела на него, а он на нее. Его ноги скользили по снегу, и как раз в тот миг, когда стало ясно, что он самым дурацким образом обрек себя на гибель, игра в перетягивание каната внезапно закончилась и все трое повались на спину. Мрачный и София поспешили выбраться из-под тяжеленного Хортрэпа, который лежал, трудно дыша и вздрагивая, как выброшенный на берег кит. Варвар хотел что-то сказать, но сумел только кивнуть. И вдруг заметил белый усик, который все еще обвивал запястье Хортрэпа, тянулся по земле и через несколько футов исчезал в пасти Врат. Приглядевшись, он обнаружил, что мохнатый канат не растворяется во тьме, как сначала показалось, а зримо уходит дальше, в бездонную глубину. Это казалось чертовски странным, поскольку Врата Эмеритуса были непроницаемыми, как сама тьма, а сейчас Мрачный словно смотрел в затянутый льдом водоем. То ли эти Врата отличались от прочих, то ли его глаза привыкли к Изначальной Тьме и теперь могли видеть то, что недоступно другим смертным… И там, где канат наконец скрывался с глаз, из бездны поднималось, карабкалось, всплывало, вылетало нечто огромное.

Мрачный увидел достаточно, чтобы понять: нужно уносить ноги, причем не теряя ни секунды. Врата оглушительно гудели, земля испуганно дрожала. Кинувшийся наутек Мрачный налетел на Хортрэпа, только что поднявшегося на ноги. Варвар ударился при падении еще сильнее, чем в первый раз, а когда сумел встать, бог или демон, которого Хортрэп Хватальщик призвал из Изначальной Тьмы, уже ворвался в мир смертных и проглотил солнце.

Теперь Мрачный окончательно понял, что должен был убить этого старого засранца, когда была такая возможность.

Глава 3

Доминго проснулся от всепоглощающего ужаса, какого не испытывал с отроческих лет. От той отвратительной, заставляющей бешено колотиться сердце паники, что охватывает тебя, когда колокола уже отзвонили, а ты все еще дрожишь в своей постели, хотя должен был подняться час назад, чтобы начистить сапоги и пуговицы перед утренним смотром, ведь кадет, чей мундир не выглядит безупречно, вместо занятий по фехтованию проведет весь день за чисткой репы. По сведениям, полученным от друзей из академии, его нерадивый сын очистил столько корнеплодов, что ими можно было целый год кормить неимущих со всего города, тогда как сам Доминго за все время обучения не прикоснулся ни к одному. Но страх оставался с ним всегда, что уж кривить душой. Этот кошмар преследовал его всю жизнь: десятилетний кадет Азгаротийской военной академии в Леми лежит на койке и внемлет колокольному звону, звучащему, как роковой приговор…

Разница лишь в том, что тот дурной сон был гораздо лучше невероятной яви. Какой-то безумец, несомненно вознамерившийся умереть, дал сигнал к атаке, даже не потрудившись разбудить полковника. Горны трубили вдалеке, и, значит, солдаты оставили Доминго в лагере и выступили без своего командира! Голова трещала как с похмелья, и Доминго, разъяренный тем, что кто-то узурпировал его власть над полком, еще больше злился на самого себя, позволившего этому случиться. Он обязан был предвидеть такой поворот, но чьих рук это дело? Кто мог осмелиться? Конечно, не Ши, она слишком уважает армейскую дисциплину, а Уитли не хватило бы мозгов поднять мятеж…

Куда более слабый, жалкий рог запел ближе, чем горны, и Доминго откинулся на подушку, окончательно вернувшись в реальный мир, к своей боли и унижению. Он ранен, фактически искалечен, и он пленник в лагере кобальтовых. Он подвел всех, и себя в первую очередь, к тому же получил настолько тяжелую рану, что не способен даже подняться с постели; София собственноручно сняла с него кандалы – вот какой он теперь беззубый. Человек, которого король Калдруут назвал когда-то Кокспарским Львом, сначала потерял друга, затем сына и, наконец, честь и уподобился старой хромой кошке, настолько безобидной, что можно рядом оставить открытой клетку с певчими птицами.