Ключи от Бездны

И кроме того, в финальной точке маршрута лампа ему едва ли сильно поможет. Там хищники совсем другого пошиба, кстати, весьма впечатляющий пример эволюции — если раньше единственным их способом заманить к себе на задворки упакованного сударя было посадить всамделишную деваху с нарисованной не без помощи кинжала широкой зазывной улыбкой, то теперь вот нашли способ и без нее обходиться. Конечно, на месте того щеголя многие бы задались вопросом, что за такой причудливый способ коммуникации... многие, поди, и задались, но на сто смекалистых всегда сыщется один-другой, которому смекалка именно в этот момент откажет.

Просто удивительно, как отупляют человека первобытные инстинкты.

Рука, ведущая по стене, наткнулась наконец на долгожданный вырезанный значок, знаменующий подъем на поверхность.

- Попался! - возрадовался Хастред вслух.

- Хрен тебе! - пискнул кто-то в темноте голосом слишком тонким, чтобы заподозрить принадлежность существу крупному, а затем с легким шуршанием обладатель голоса пустился увеличивать дистанцию.

- Грубый тут живет народ, - рассудил книжник укоризненно. - Хотя, конечно, кто еще попадется на поверхности.

- Сам дурак! - на бегу пропищал собеседник, и в этот момент Хастред склонен был признать, что он недалек от истины. Разговаривать посреди темных катакомб невесть с кем едва ли было признаком большого ума. Зато, дурак не дурак, а нашел проржавевшую лестницу, хитроумно утопленную в нишу стены — если бы не знал, что искать, мог бы и мимо проскочить.

Ступени лесенки ныли, гудели и прогибались под почтенным гоблинским весом, и пару раз даже мелькнула мысль — не пойти ли поискать выхода более респектабельного, в камне там продолбленного или хотя бы устроенного не в те времена, когда о технике безопасности еще никто слыхом не слыхивал. Сапоги соскальзывали, цепляться приходилось не только за верхние ступени, но и за каменные выступы, выглядевшие понадежнее, а в трех саженях от земли лестничная шахта сузилась настолько, что пришлось попытаться втянуть в себя плечи (зато стало возможно опираться спиной на твердый камень, что немного сгладило трагизм ситуации). Выход из шахты оказался накрыт увесистой дубовой крышкой — хорошо что не кованой стальной, ослабленные ступени лестницы не выдержали бы совокупного веса гоблина с такой добавкой; а вот деревянная услужливо подскочила, стоило Хастреду двинуть в нее снизу кулаком, и открыла выход на мрачную захолустную улочку, уже прикрытую деликатным покрывалом ночи.

- Знай наших, - пробурчал Хастред и полез из люка наружу. Пока пытался протиснуть гроссмессер, взявшийся цепляться сразу всеми своими выступающими деталями — а у него их было на одну больше, чем у нормального меча, поскольку эфесы подобных клинков обычно оборудуются боковым гвоздем-нагелем, и этот не был исключением — успел перебрать целую череду мыслей, от бравурных (преуспел же!) до цинично-уничижительных (надо же, зашел в город, справился). Вот беда с этими мыслями, летают они так шустро, что никак не успеваешь разглядеть, какую стоит ловить и додумывать, а от которой лучше уклониться и дать ей просвистеть мимо.

Ну что ж, выбрался и ладно, тем более выбрался удачно — в нескольких шагах маячила перекошенная дверь с начертанным на ней символом Подземки.

Крышку люка книжник вернул на место и заколотил в обводы дыры сапогом, мстительно пожелав подземной пискле попробовать ее теперь вышибить, когда приспичит глотнуть свежего воздуха. Прислушался: походу, щеголь еще не выбрался в районе мясобойни, иначе б сейчас его вопль пробуждал окрестности. Наверное, дух переводит и лишнее из штанов вытряхивает после неожиданной встречи.

Ну, жизнь пусть идет своим чередом, а мы пойдем своим, постановил Хастред и бодро двинулся ко входу в Подземку.

Интермедия, часть 3

Возвращение в покинутые ранее края — источник совершенно особенного ощущения. Вот пихаешь дверь... не осилив, удивленно хмуришься и наваливаешься... и тут словно курьер с запоздалым извещением выплывает воспоминание, что эту-то паскудную дверь тянуть надо, и на душе образуется специфическая смесь щекочущего смеха, теплоты и закваски на дрожжах. Глядишь на лица, чьи челюсти недоуменно отвисают, пока их обладатели силятся примирить очевидное с невероятным, и преисполняешься торжества, не злорадного, а эдакого добродушного — чего, мол, не ждали, социально безответственные особи? Шагаешь по скрипучему полу, в уме держа кстати выскочившую отметку, что вон там половица надломленная и на нее ступать не следует, и благополучно этого избегаешь, зато спотыкаешься о барабан, которого здесь раньше не стояло, и высокомерное недоумение так и лезет из нутра: вот нормально ж тут раньше было, нахрена перестановку делали? Я-то вон какой орел, где бывал, чего творил — но вы-то, с места не сходящие, чего суетитесь, тоже что ли тем временем хотели приключений по своему посредственному росту?