Ключи от Бездны

Придерживаясь направления «от входа, а стало быть в направлении выхода», Хастред отшагал минут десять, посчитал, что даже медленным шагом уже должен бы миновать стену, и принялся уделять внимания углам. Коридоры тут пересекались сплошь и рядом, и именно на углах древние строители оставляли пометки — хумансы, кстати, на Первых похожи настолько, что самостоятельно придумали точно такую же схему, чтобы нумеровать свои дома и именовать улицы. Гоблины, надо отметить, подобной ерундой никогда не страдали, у них в качестве ориентиров служили сознательные граждане. «Пойдешь прямо до пьяного в рваных штанах, там свернешь налево и иди до деда, который поносит гномов». Вот так можно на службу обществу приспособить и отъявленно антисоциальных элементов, да кто ж будет учиться у гоблинов?

Пометки попадались в изобилии, и будь тут посветлее, а вокруг с надеждой взирали бы на Хастреда симпатичные барышни, он бы при виде каждой (пометки, а хотя и барышни тоже) светлел лицом и делал понимающую мину, а иногда, возможно, даже палец воздевал бы вверх в знак настигшего его прозрения. Не чужды ему были актерские склонности, даже с учетом того, что в пометках этих он так и не насобачился разбираться, да и возможно они были бессодержательны по определению — например, «переулок вареных котов» мало чем тебе поможет в жизни, если только ты не ценитель вареной котятины. Нужны ему были пометки вполне конкретные, которые, как он знал точно, означали направление к ближайшему подъему на поверхность. О Первых ходило легенд куда больше, чем об этих конкретных катакомбах, и большинство сводилось к тому, что эти ребята допрыгались со своим не то волшебством, не то какими-то технологиями на уровне того же волшебства, и последние годы своего существования вынуждены были проводить под землей, укрываясь от какой-то накликанной ими на поверхность оказии. В юности наивный книжник был почти уверен, что наверняка пара Первых где-нибудь да пересидела катаклизм и, если хорошенько пошародолбиться по этим казематам, их можно отыскать. Потом, правда, обучился математике, умножил в уме год своей жизни на двести, а то и триста тысяч, прошедших с момента исчезновения Первых, и сделал нескромный вывод, что если кто и дождался, то не мог не трехнуться. Они, если изучать материалы старательно, и перед лицом неумолимого трындеца не смогли отделаться от своих междоусобных распрей и продолжали друг друга пендюрить и лупошить коварными обходными маневрами, и вполне в духе этого настроя ходов себе напрокладывали — мама не горюй. Так что хоть раз на несколько условных здешних кварталов, да должен найтись выход наверх, чтобы высунуть голову да посмотреть, что там у противников делается. Конечно, сознательные копошильцы, на двор и огород которых пришлось подобное удобство, обычно их закладывали досками или чем покрепче. Но находились и, напротив, предприимчивые, использующие доступ к подземелью в целях хозяйственных, например для хранения солений. Один такой немало разнообразил рацион Хастреда-студента своими огурчиками. Много лет спустя честный гоблин собрался было нанести визит по вычисленному при помощи карты адресу уже на поверхности, выразить признательность и, возможно, даже денег задним числом дать за пожранное, но неприятный старикан его и на порог не пустил, а угрозил костылем и кинул вдогонку лаптем, даже не уточнив цели визита. Наверное, прореживание его запасов по характеру знатно ударило.

Миновав перекрестка четыре и ни при одном не обнаружив указателей на подъем, Хастред начал огорчаться. Не пугаться, потому что не найти дыры в этом решете выглядело сложным, но уже досадовать на злую судьбу и некультяпых строителей. Однако ничто не бесконечно, даже невезение, и к удивлению своему в темноте Хастред вдруг углядел огонек, плывущий ему навстречу. Не призрак ли того исторического дедушки стражника, обреченного вечно гонять по катакомбам всякую шушеру?

Оказалось — нет, навстречу, посвечивая себе моднявой масляной лампой и пощупывая дорогу тросточкой, в изящной манере продвигался городской щеголь в длинном опрятном камзоле с блескучей оторочкой, с пером на шляпе и вообще — совершенно неуместный в данных скорбных интерьерах пассажир. Тем не менее совершенно непрозрачный, плотный, а стало быть пригодный к общению.

Не позавидуешь, конечно, щеголю, на которого посреди подземного хода вываливается образина в плаще и с мечом, но к чести воздух он попортил совершенно незначительно. А Хастред оценил его обстоятельную экипировку — сумку через плечо, откуда торчали хвост пышного букета и залепленное сургучом бутылочное горлышко, нафабренные усишки, а самое главное — бумажный лист, притиснутый плотной ладошкой к головке трости. Не иначе как карта... и то верно, по таким местам без карты ходят только полные гоблины.

- Вечер добрый, - поздоровался Хастред машинально, запоздало уже подумал, что надо было бы использовать эффект внезапности по максимуму и подкрепить плохую репутацию, но чего уж спохватываться, когда добродушная натура сама вперед понеслась. - Вы тут, я вижу, э...