Хиппи 1970-х меняли отдельные квартиры в новостройках на крошечные комнаты в коммуналках напротив «Сайгона». Допив кофе, тусовка перебиралась к ним. Там слушали музычку и курили только появившуюся в городе марихуану. Это был совершенно особый мир, но пришел момент, когда он закончился навсегда.
Мой город расточителен к собственному прошлому. Ни единая городская легенда последних тридцати – пятидесяти лет не выжила в первозданном виде. Здание «Кафе поэтов», где когда-то впервые выступил Бродский, полностью перестроено. Во дворе Рок-клуба сегодня невнятная помойка. Но особенно цинично время обошлось с «Сайгоном». Прежде чем превратиться в безликий бар при отеле, в 1990-х место успело побывать даже магазином по продаже унитазов.
Тем не менее мы попытаемся вспомнить, как именно все тогда было. В этой части я предлагаю вам не очень длинную прогулку: мы пройдемся всего лишь по теневой стороне Невского от улицы Марата до улицы Рубинштейна. Тридцать – сорок лет назад это был один из наиболее оживленных районов подпольного Ленинграда, а что от всего этого осталось сегодня, мы и попробуем выяснить.
Остановка первая:
Студия звукозаписи «Золотая собака» (Невский проспект, дом 75)
1
К концу 1960-х рок-н-ролл звучал в Ленинграде уже почти повсеместно. По студенческим общежитиям из уст в уста, как заклинания, передавали названия первых отечественных легенд этой удивительной музыки:
группа Владимира Рекшана «Санкт-Петербург», группа Евгения Леонова «Кочевники» (с которой около года выступал Михаил Боярский), группа Геннадия Барихновского «Мифы»…
Главное, что нужно для появления приличной рок-команды, это комплект дорогостоящей аппаратуры: электрогитары, микрофоны, барабанная установка. Поэтому первое время все ленинградские группы создавались лишь при каком-нибудь вузе, а шанс поиграть получали лишь на студенческих танцульках. Самыми безбашенными считались сейшены, проходившие в Военмехе и Академии художеств. Слушатели пролезали в зал через окна на уровне третьего этажа, а вознаградить музыканта сразу после концерта оральным сексом в туалетной кабинке считалось среди студенток редкой честью.
Время оказалось немилосердно к рок-героям первого поколения. Названия их легендарных коллективов давно безнадежно забыты. Кто вспомнит сегодня «Лиру» или «Аргонавтов»? Какой меломан прослезится, услышав названия вроде «Фламинго» или «Галактика»?
Причина проста: ни одна из групп не оставила нам, сегодняшним, самого главного – записей, способных подтвердить их культовый статус. Может, звучали они и правда круто, а может, репутация их чрезмерно преувеличена – точно сказать невозможно, ибо никогда нам уже не услышать звуков, которые парни извлекали из своих инструментов. Однако сама индустрия подпольных записей существовала в Ленинграде с незапамятных послевоенных времен. С рассказа о ней, пожалуй, и начнем.
2
В послевоенном Ленинграде свобода торговли установилась явочным порядком. По всему городу работали барахолки: возвращавшиеся из Германии солдаты меняли трофейное добро на продукты. В помещения опустевших магазинов самовольно вселялись мелкие частные предприниматели: артели инвалидов, колхозные лавочки, мастерские кустарей.
Особенно много подобных контор было в большом здании на углу Невского и улицы Марата. Одна из контор предлагала посетителям особую услугу: запись звукового письма. За 30 копеек вы наговариваете в микрофон несколько слов или поете песенку, после чего трек переносится на гибкую пластиночку, которую можно подарить маме или любимой девушке, а те станут слушать ее на патефоне и радоваться.
Аппарат для звукозаписи был немецким, трофейным. В Ленинград его привезли еще в 1946-м. Называлась машина «Телефункен» и практически все делала сама: нажимаешь кнопку, и через две минуты машина выдает тебе готовую пластинку. Владельцу звукового ателье казалось, что бизнес быстро пойдет в гору, но на самом деле такие услуги в послевоенном, хмуром и голодном Ленинграде мало кого интересовали. Бывали недели, когда порог заведения не переступал вообще ни один клиент.
И тогда владельцы «Телефункена» решили сделать ход конем. Раз ленинградцы не желают слушать на пластинках собственные голоса, надо предложить им послушать профессионалов. Уже летом 1947-го на толкучках города стали появляться записи цыганских романсов, модных танцевальных мелодий, Робертино Лоретти, ну или, на худой конец, неприличных частушек.
Всего за несколько лет новый бизнес буквально озолотил пиратов. Пластинки из их ателье на углу Невского и Марата отгружались теперь в почти промышленных объемах: по несколько сотен штук в день. На блошином рынке неподалеку от нынешнего автовокзала под продукцию находчивых дельцов был отведен даже отдельный павильон.