Ключик

— Нет, не умрешь, — улыбнулся непослушными губами, раздвигая бедра Эммы и вдыхая запах ее возбуждения. — Я не позволю ничему плохому случиться с тобой.

Взгляд девушки, казалось, на секунду стал испуганным и смущенным, когда она осознала, где сейчас находится его лицо, и она даже резко вдохнула, чтобы что-то сказать ему, может, даже возразить. Но как только он обжег ее влажную плоть первым поцелуем, единственное, что вырвалось из нее — это вскрик, переросший в долгий грудной стон. Сейм лежал между ног Эммы и, лаская ее, не сводил глаз с извивающегося и бьющегося в конвульсиях удовольствия тела. И понимал, что не видел ничего более ошеломляющего в своей гребаной жизни. Дарить наслаждение любимой, впитывать, просто-таки пожирать его… Это не могло сравниться ни с чем, что ему случалось испытывать раньше. А потом Эмма, и так напряженная, стала в его руках жесткой дугой и взорвалась, убивая его своей совершенной красотой в этот момент. Она обмякла, дрожа и всхлипывая, глядя влажными широко раскрытыми глазами в потолок.

— Эмма? — тихо спросил Сейм. — У нас все хорошо?

— Это… это просто… чудо? — она посмотрела на него, все еще лежащего между бедрами, давая увидеть Сейму всю глубину и силу потрясшего ее наслаждения.

А ему невыносимо захотелось выскочить на улицу под огромное звездное небо и упасть на землю, раскинув руки и ноги, и орать на весь свет о рвущем на части торжестве мужчины, который доставил удовольствие своей женщине. И даже собственное сворачивающее узлом кишки вожделение стало не столь важным. Да, он желал вопить на весь мир, что его Эмме с ним хорошо, что он — жалкий демонский ублюдок справился и собирается делать это и впредь. Но все это вылетело из головы, когда Эмма еще шире раскрылась перед ним и прошептала:

— Иди ко мне.

ГЛАВА 24.

Эмма услышала, как Сейм резко выдохнул сквозь сжатые зубы, когда она, открывшись, позвала его к себе. Она видела, насколько мужчина напряжен, и понимала, что то удовольствие и освобождение от невыносимого внутреннего давления, что она получила только что, было односторонним. Уж не настолько она наивна, чтобы не понимать, что Сеймас сейчас ощущает ту же самую, может, и сладостную, но все же боль, совсем недавно сводившую с ума и ее. А может быть и гораздо большую. Ей было страшно до этого, ведь в тех книгах, что она читала, частенько писали, что женщины в первый раз испытывают сильную боль. Но Эмма давно привыкла к тому, что боль — постоянный спутник в ее жизни. На тренировках по боевому искусству, в мышцах при изнурительных кроссах, при распутывании заклятий. Какое значение имеет краткий миг физических страданий, если после него они станут с Сеймом единым целым? Ради него она готова вытерпеть все, что угодно. Чего она действительно боялась, так это собственной неопытности и неуклюжести. Раздражающая мысль о том, что прежде у Сейма наверняка были женщины, знающие, что и как делать, упорно лезла в голову, как девушка ни гнала ее прочь. Тут же подумалось, что зря она постоянно затыкала Пич, когда та пыталась просветить ее в подобных вопросах. Надо было наоборот слушать ее, открыв рот, и впитывать. Тогда она бы не лежала тут, хоть и дрожащим от страсти, но все же неумелым бревном. А теперь только и остается, что гадать, что ей следует сделать… или не делать ничего и ждать, когда Сейм озвучит свои желания? Эмма тяжело сглотнула. Ее руки сжимались в кулаки от того, как сильно хотелось касаться, трогать Сейма везде. А при мысли исследовать пальцами ту самую горячую твердость, что то и дело скользила по ее коже, оставляя дорожку горячей влаги, что-то тягуче сладостное растекалось у нее от диафрагмы вниз и отзывалось судорогой в мышцах живота. От девушки не укрылось, что даже при едва ощутимых, случайных соприкосновениях Сейм вздрагивает, и его дыхание сбивается. Что тогда может произойти, если она проведет там пальцами? Каким он окажется наощупь? Понравится ли это Сейму? И как ей решиться просто протянуть руку и дотронуться, если она — глупая и зажатая — даже еще и посмотреть не отважилась?

Сейм, словно уловив все ее сомнения, выцеловал дорожку от живота до шеи и снова застыл над ней, не опускаясь, видимо, боясь придавить. А Эмме так хотелось ощутить всю эту тяжесть его твердых мускулов, понять, как ощущаются углы и резкие линии мужского тела поверх ее собственного, как трется кожа об кожу.

— Что-то не так? — тихо спросил мужчина, с тревогой ловя взгляд и продолжая то и дело мягко касаться губами ее рта.

Ну вот, теперь, похоже, она еще заставила и его встревожиться.

— Ничего, — быстро ответила и обвила его руками, притягивая ближе, чтобы спрятать лицо. Но Сейм не поддался ей, а наоборот — слегка отстранился.

— Ты боишься, что я сделаю тебе больно, — он не спрашивал, а утверждал.

— Нет, — замотала Эмма головой, стараясь убедить мужчину и одновременно скрыть глаза.

Но Сейм снова не позволит ей ускользнуть и, опершись на локти возле ее головы, обхватил лицо Эммы, фиксируя и вынуждая смотреть прямо на него.

— Что тогда? — настойчиво спросил он, поглаживая большими пальцами виски и скулы.