Клуб для молодых писателей

– Ужас! Неужели наша цензура вот до такого опустилась? – Анна указала на книгу. – Вы считаете это нормальным? Я вам прямо заявляю: нет. Вот с такого… чтива как раз и начинается духовная деградация народа. Сначала книги, потом фильмы, пропаганда… И еще он заявляет, что все хорошо!

Иосиф поджал губы, в груди кипело.

– Я же ведь не выставлял книгу напоказ, верно? Она просто тихо и безобидно лежала на полке, ну, даже если кто-то и заглянул – все мы взрослые люди. Почему же вы устраиваете такой скандал?

– Да потому что пора прекращать безобразие! И я про вас говорю, Жозефина, и про ваш клуб.

Та насупилась, но ее голос звучал спокойно:

– Почему же вы сразу приравниваете вкусы одного человека с направлениями клуба? Он читает её для себя, а там подобную литературу даже близко не проходят.

– Неужели? Да вы просто не догадываетесь, что ваш клуб – настоящее растление для молодых умов. – С минуту Анна помолчала, словно прислушиваясь к шепоту из толпы, и повысила голос: – Моя дочь уже запустила учебу и стала читать порнографию! Ну, что же вы на это скажете? Ваш кузен только подтверждает мои слова: такому сборищу либералов, как ваш клуб, не место в нашем обществе. Именно по этому вопросу я и пришла сегодня к вам, Жозефина.

Дама сердца побелела и скривилась. Иосиф встал между ними. Он пошатывался и икал; разум затуманивался, поэт смотрел мимо людей, пытался сфокусировать взгляд. Ситуация и все участники казались ему такими смешными и даже комичными, а Анна как актриса, что стоит посреди спектакля и пытается обратить на себя внимание. Иосиф усмехнулся и сказал:

– Уважаемая фрау Хайнц, не надо кричать, давайте успокоимся. Вы испортили вечер и раздули скандал – для чего? Почему мы не можем хотя бы спокойно это обсудить? Если уж на то пошло, я скажу так: лучше присматривайте за вашим мужем. Вот, он снова полез в шкаф! Если я вдруг чего-то не обнаружу в вещах, пеняйте на себя.

Женщины ахнули, мужчины зашептались. Анна с минуту стояла на месте, приоткрыв рот и сжав кулаки, но все же поглядела на мужа. Вельгус снова стоял возле полок с книгами, но скорее опирался на них и смотрел на жену. От него даже за два шага разило вином.

– Пошли, Вельгус.

Мужичок, пошатываясь, поплелся за ней, и оба ушли, напоследок хлопнув дверью. Жизнь вошла в привычную колею, все разбрелись по гостиной. Жозефина взяла Иосифа под локоть и отвела на кухню; лицо ее приняло озадаченное выражение. Поэт усмехнулся и поцеловал ее в губы, прошептал: «Ты такая красивая». Она даже не улыбнулась и заговорила:

– Иосиф, я понимаю твое возмущение. Вот только лучше не связывайся с ней, слышишь? Она очень злопамятна и имеет хорошие связи в прокуратуре.

Иосиф отвернулся и скрестил руки на груди.

– Что мне с того, что у нее такие-то связи и такой-то нрав? Не позволю я скандалов в моем доме.

Он стукнул кулаком по столу. Жозефина улыбнулась.

– Это не твой дом, но допустим. Анна очень ворчливая, без крайней необходимости ее угрозы дальше слов не идут. Да, в такой ярости я ее впервые вижу, однако же, мог бы и промолчать. Зачем распри? Тем более ты младше.

– Ну и пускай она валит к себе. Лучше за мужем пусть присматривает. Я вообще не понимаю, какого черта ты этих… этих макак из ателье пригласила.

Она рассмеялась и поцеловала его в губы.

– Ну-ну, сам не ворчи. Завтра я с ней поговорю, и все уладится. Ну же, пошли к гостям. И улыбочку натяни, хотя бы для приличия…

Иосиф наклонился к ней, с жаром прильнул к ее губам и обнял за талию. Жозефина покраснела и зашептала: «Увидят… отпусти». Он выполнил ее просьбу; она отшатнулась, лицо залилось румянцем.

– Давай попозже, когда все уйдут…

20

…Иосиф поморщился; солнце слепило прямо в глаза. Не поднимая век, он перевалился на другой бок и почувствовал чью-то руку. На секунду в голове мелькнула мысль, кто же это мог быть, но тут раздался голос Жозефины прямо над ухом:

– Ой, щекотно…

Поэт открыл глаза. Голова туманилась. Тяжелая, как свинцовый шар, она не держалась прямо и сваливалась набок, картинка плыла перед глазами, а в горле пересохло. Иосиф поморщился, однако увиденное заставило его встрепенуться и даже вскочить.

Он стоял над кроватью абсолютно нагой; солнце проникало в его комнату сквозь плотные шторы, часы показывали десять утра. Жозефина лежала на кровати такая же голая, натянув одеяло до плеч. Увы, но Иосиф ничего не помнил. После ее слов «…когда все уйдут…» память погасла, как лампочка, и вот теперь поэт стоял перед своей возлюбленной нагишом. При виде озадаченного лица Иосифа Жозефина привстала на локтях и оттряхнула с лица волосы.

– Что случилось?

Голова разболелась сильнее, в висках пульсировало. Иосиф поморщился и присел на кровать.

– Что я наделал? – прошептал он и зевнул.

Жозефина приобняла его за плечи, поэт вздрогнул.

– Что ты наделал, милый? Ты по поводу Анны?

Иосиф посмотрел на нее и поднял бровь.

– Какая Анна, Жоззи? Я обо всем этом.

Он развел руками. Она хихикнула.

– Ну да, поигрались немножко, когда гости ушли. Не волнуйся ты так, в этом нет ничего такого…

– То же самое говорил отец перед тем, как обрюхатить сестрой мою мать.