Клуб для молодых писателей

Ульрих приехал даже пораньше. Выглядел он подавленным и не выспавшимся. Поэт поставил чайник и рассадил за столик арендодателя с гостем. Йозеф сел рядом и игнорировал арендатора, тот смирился. Впрочем, Ульрих не обращал внимания на третьего лишнего и сразу перешел к делу. Как оказалось, утром директор обнаружил у себя в ящике телеграмму с угрозой закрыть клуб, и причина – «избежать подполья и развратного воздействия на нежные умы молодежи». Однако Ульрих знал ещё одну причину, хотя Анна о ней не говорила. Двое ее детей пошли по наклонной: дочь, член того самого клуба для молодых писателей, употребляет наркотики, и ни для кого это не секрет. Старший сын почти никогда не бывает дома, гуляет с компанией и в свои двадцать пять до сих пор тянет деньги из родительского кошелька. Ульрих попытался поговорить с Анной по-хорошему, однако та категорична. «Надоела мне ваша демократия! – кричала она в трубку. – Только и знают, как нарушать законы». – «Но у нас приличный клуб, – говорил директор. – Он не подпольный. Да, навряд ли некоторые наши произведения прошли бы цензуру, но мы свои идеи не распространяем, как революционный кружок. Мы имеем полное право в нашем клубе обсуждать все, что заблагорассудиться». Но фрау Хайнц настаивала на своем и закончила беседу так: «Либо ты закрываешь клуб, либо я иду в полицию… для начала». Ульрих не сдержался и со словами «Как бы ваш сын туда раньше не попал» повесил трубку. Он позвонил Жозефине. Мать рассказала о конфликте между Анной и Иосифом накануне, а еще дала адрес семьи Хайнц – на всякий случай. Вот Ульрих и решил для начала заехать к Иосифу, разобраться в деле, а потом они вместе съездили бы к Анне и попытались уговорить ее.

– Я вчера еще понял, – заговорил поэт после минутного молчания, – что она женщина упертая. Скорее всего, на уговоры не согласится, надо быть жестче.

Ульрих скрестил руки на груди.

– Ну и что ты предлагаешь?

Неожиданно заговорил Йозеф:

– Ее муж украл у меня деньги. Шесть марок было в коробочке.

Директор клуба присвистнул.

– Серьезное заявление. Вы уверены?

– Абсолютно.

– Я тоже, – добавил Иосиф. – Предлагаю так: либо она идет в полицию, и тогда Йозеф напишет заявление о краже, либо все решим мирным путем, и Вельгус также отдаст деньги. Думаю, таким важным персонам, как семья Хайнц, скандалы не нужны.

– Верно, – сказал Ульрих. – Вообще давненько журналисты из желтой прессы писали о клептомании Вельгуса, однако им мало кто верил, так как информация неофициальная, поэтому быстренько все дело замяли. Если Йозеф напишет заявление, скандал будет таким громким, что Вельгусу уж точно не избежать наказания – хотя бы условно или принудительное лечение. Да, жестоко, но можно попробовать. Тогда, надеюсь, фрау Хайнц от нас отстанет. И кстати, Иосиф, почему ты с мамой не общается? Она переживает и говорит, ты ей ни разу за день не позвонил.

Поэт пробормотал: «Потом расскажу», и все трое направились к машине Ульриха.

23

Супруги Хайнц жили в Центральном округе, на Голубой аллее. Доехали мужчины быстро и без пробок. У входа их встретила экономка и после просьбы впустить отправилась в дом, потом вернулась и открыла ворота. Чем ближе Иосиф подходил к жилищу, тем больше его уверенность падала, словно камень с обрыва. «Допустим, – думал поэт, – Вельгус куда-то закопал коробку или кинул в озеро, а без улик и дела-то не будет, потом еще обвинят Йозефа в клевете». Когда они прошли в дом и служанки предложили какао, настроение поднялось. Фойе обставлено по-скромному. Пахло женскими духами и древесиной, в углу пылал камин, а на стенах висели редкие картины, потрепанные временем. Никаких статуэток на полках, только вазы с цветами и фотографии. Анна и Вельгус Хайнц спустились быстро – в халатах и тапочках. Фрау казалась в таком виде менее злобной, однако лицо ее при виде гостей приняло каменное выражение, она поджала губы.

– Ну, что вам?

Гости расселись по креслам напротив, и Ульрих начал:

– Госпожа Хайнц, я пришел к вам с мирными намерениями. Во-первых, прошу прощения за те последние слова, которые я вам в порыве злости высказал…

– Принимается. Что еще?

– Во-вторых, я хочу задать вам такой вот вопрос: оно вам надо? Вы же понимаете, какой поднимется скандал. Зачем вы лишаете нас, молодежь, удовольствия в жизни? Сначала вы злились, что мы слоняемся после учебы по барам, а когда мы организовали встречи в библиотеке, вы теперь негодуете, почему читаем свою написанную литературу, а не Гете или Шекспира. Допустим, клуб закроют – и что тогда будет? Разве что-то поменяется в вашей жизни или жизни общества?

– Да. Моя дочь перестанет к вам ходить.

– Госпожа Хайнц, я же не могу встать на пороге, загородить проход и сказать ей: «Не пройдешь, тебе мама запрещает». Тем более вашей дочери уже двадцать три, она давно совершеннолетняя. Уже не маленькая, сама определится, куда ей ходить и какую литературу читать. Вы не сможете ее держать вечно в ежовых рукавицах. И добавлю напоследок: не обязательно читать провокационную литературу, чтобы хоть как-то уклонятся от правильного образа жизни.

– Вы пропагандируете это.