Клыкастые страсти

– Ничего, моя совесть это переживет. Сколько сейчас времени?

– Шесть вечера. Даже меньше.

– Вот. А в девять Валька пришлет за мной машину. Заезжай, посплетничаем по дороге.

– Какую машину и зачем?!

– Позвони ему и расспроси.

– Юлька, ты…

– Единственная и неповторимая. Очаровательная и неподражаемая. Шикарная и…

– Кудряшка, – рявкнула Надька в трубку и грохнула ей об рычаг.

Я рассмеялась.

На смех из комнаты вышел свежеприглашенный Сережа.

И чего я его домой впустила?

– А картинки хороши. Рисуешь?

– Малюю понемногу.

– А меня можешь нарисовать?

– Боюсь, что самомнение на листе бумаги не поместится.

– А ты рисуй только меня?

– Тогда рисовать будет нечего, – огрызнулась я. – Ладно, садись.

Сережка уселся на диван и застыл, как статуя в позе Наполеона. Нос вверх, подбородок к небу, на морде – непреклонность. Я покачала головой.

– Не так. Расскажи что-нибудь.

– О чем?

– Да о чем хочешь! Хоть о разведении тараканов!

– А я думал, что художникам нужно неподвижное лицо.

– Я предпочитаю работать в другой манере.

Руки сами по себе черкали грифелем по белому листу.

– А что за манера?

– Не знаю, как ее называют официально, а я называю ее «жизнь после смерти».

– Так мрачно…

– Можешь посмеяться, если очень мрачно звучит.

– А ты специально училась рисовать?

– Нет. Так, самоучка.

– Самородок?

– Самовыродок.

Ну вот, почти закончила. Можно бы нарисовать получше, но не хотелось. Не тот объект, чтобы на него время тратить.

– Зачем же так печально?

– А как с вами еще, если вы простых слов не понимаете?

Я провела пару штрихов, прищурилась, нарисовала пуговицу на рубашке и лихо черкнула букву «Д» в углу рисунка. Так, как отмечала все мои рисунки. Вне зависимости от самой себя. Просто «Д». Даниэль забавлялся тем, что вплетал свою букву в узор на картине. Вплетал так, что обнаружить ее можно было, только встав к рисунку под определенным углом. Я так пока не умела.

– Держи. Дарю.

Портрет получился неплохим. Да плохо я никогда и не рисовала. Но в очертаниях губ угадывалась самовлюбленность, а подбородок вышел немного вяловатым. А с силой воли в стране напряженка…

– А ты здорово рисуешь. Я сначала и не поверил, а оно вон как…

– Да, так.

– А почему буква «Д»?

– Потому что очень нужно.

– А если честно?

– Считай, что это мой творческий псевдоним.

– Ух ты! А как он звучит?

Я даже и не подумала скрывать.

– Даниэль.

– Это итальянское имя?

– Это имя вне национальности.

– Не понял?

– Оно и видно. Даниил, Дэниел, Дан, Даниэль – это одно и то же имя на разных языках. Оно интернационально.

– Юля – тоже интернационально. Джулия, Юлиана…

Я зло оскалилась.

– Даниэль больше подходит к моему таланту.

И такое вдруг накатило…

Стало ужасно больно. Воспоминания о Даниэле разбудили во мне старую злость и старую тоску. Даниэля больше нет, а я зачем-то живу. Мечислав постоянно лезет и в душу и в постель. И рано или поздно своего добьется. Не настолько уж я самоуверенна, чтобы надеяться его переиграть. Он старше, сильнее и хитрее меня. И умнее тоже. Рано или поздно я сломаюсь. Я понимала, что сейчас сделаю то, что делать не надо. Чего потом буду стыдиться сама. И лучше бы мне воздержаться, но… злость была сильнее.

А сегодня ночью опять придется встречаться с вампиром. О, Мечислав снова попытается…

Но я выбираю сама. И решаю сама!

Я – Юлия Евгеньевна Леоверенская, а не кто-нибудь другой. И если уж мне все равно придется сдаться – пусть вампиру достанутся одни развалины. Пусть он хотя бы не чувствует себя тем самым, единственным и неповторимым, пришедшим за моей любовью – и на место любви.

Взревел в глубине души зверь с человеческими глазами. И столько тоски было в его голосе…

Ненавижу!

Сережа так и сидел на диване в гостиной. Я спихнула бумагу в сторону, упала рядом с ним и положила ему руку на бедро.

– Сережа, зачем ты хотел меня видеть?

– А… Э… – замямлил парень, но сейчас я не была настроена на долгие споры. Пусть что угодно, кто угодно, когда угодно, но не Мечислав!

Даниэль недаром разбудил во мне женщину. Поцелуй вышел долгим и почти вампирским. Когда я оторвалась от Сергея, он тяжело дышал, а я слизнула капельку крови, выступившую из потрескавшейся губы.

– Раздевайся.

Кажется, я застала мальчика врасплох. Но…

Черт бы все побрал! На меня накатило странное состояние. Я хотела, но не человека и не секса. Я хотела свободы и власти над своей душой и разумом. И откуда-то точно знала, что секс даст мне эту власть.

– У тебя две минуты. Если уложишься – я твоя. Если нет – проваливай.

Это до него дошло. Всегда знала, что в разговоре с некоторыми парнями нельзя пользоваться сложными словами. Сережа потянул за пуговицы рубашки, но слишком медленно и неуверенно. И я решительно взялась за них.

– У тебя есть презервативы?

– Д-да.

Ну хоть что-то! И что за мужики пошли? Ты им самое дорогое предлагаешь – диски с записью Леньки ди Каприо и велосипед, – а они нос воротят. Это типа шутка. Но время шуток кончилось. Наступило время страсти. И я плотоядно облизнулась.

– Отлично. У меня тоже. Но чем больше, тем лучше, ты как думаешь?

Бедолага уже никак не думал.