Князь Двинский

– Откуда ты, Степа?

– Из Твери… – судорожно втягивая в себя воздух, прохрипел парень. – Тверской я, поповский сын. Степкой Помыслом кличут. Ты это… матушке с батюшкой, ежели доведется… скажи… скажи, что… не предал я веры русской…

– Не сомлевайся, Степан Помысел, все скажу, слово даю… – пообещал я и подвинул лампу к парню. – Ну, с богом…

– С богом… – повторил русич и здоровой рукой оттолкнул меня. – Все, поспеши, княже… Как почувствую, что отхожу, – запалю. Не обессудь, если не успеешь…

– Должен успеть… – Опираясь на саблю, я встал и, не оглядываясь, побежал к выходу.

Но уже на лестнице силы внезапно закончились. Ноги отказались держать, я упал на колени и бешено затряс головой, стараясь прогнать из головы подступающее беспамятство.

– Ну, давай… Давай, сука!!! Немного осталось… – заорал сам на себя и пополз по истершимся ступенькам вверх.

Не знаю, как я выбрался на верхушку башни: наверное, только из-за дикого желания жить.

Дополз до парапета, заглянул вниз и принялся яростно стаскивать с себя обрывки кольчуги и поддоспешника. У основания были навалены большие камни, и до рва с водой предстояло пролететь метра три.

Обстрел уже прекратился, город горел, татары пришли в себя и начали ломиться со стен в башню.

Скинув с себя все лишнее, я торжественно поцеловал крестообразную гарду сабли как распятие, быстро пробормотал молитву, разбежался и раскинув руки, словно крылья, прыгнул вниз.

Бешено засвистел, обжигая лицо, ледяной воздух. Все тело наполнилось легкостью, мне даже на мгновение показалось, что я сейчас и правда полечу, но уже через мгновение я с головой погрузился в отвратительно смердевшую жидкость.

Каким-то чудом умудрившись не потерять сознание, я бешено забарахтался, выталкивая себя на поверхность воды.

– А-а-а, хрен вам!.. – отплевываясь, заревел, все еще не веря, что остался в живых, и, загребая одной рукой, поплыл куда-то в темноту.

Удача… Ты можешь все досконально рассчитать, но даже самый проработанный план рухнет, если эта капризная дама будет на тебя за что-то обижена. Вырваться из плена, порубить пару дюжин татар, прыгнуть с высоты двадцати метров и не разбиться, вдобавок умудриться не утонуть со сломанной рукой… Это… Даже не знаю, как сказать…

Добравшись до берега, я с трудом выполз на него, отдышался, встал на ноги и, шатаясь от дикой усталости, побрел в сторону огоньков русского лагеря.

Но едва прошел с десяток шагов, как позади раздался ревущий гул, земля дрогнула, а меня бросило на колени.

Из-под основания башни вырвалось несколько длинных языков пламени, а потом… потом она накренилась и просто рассыпалась на груду обломков. Следом за ней точно так же осыпался здоровенный кусок стены. Все вокруг затянуло плотной тучей пыли.

– Господи… – восхищенно пробормотал я и без сил рухнул на землю. Встать на ноги уже не смог и дальше только полз.

Сколько полз – не знаю, совершенно потерялся во времени. А когда услышал разговор на фламандском языке, почти свихнулся от радости и заорал что есть сил:

– Сюда, мать вашу, ослы беременные! Встречайте господина, ублюдки, недоделанные…

– Сир? – Рядом со мной кто-то бухнулся на колени и заблажил голосом Уве Фогеля, арбалетчика из моей личной дружины. – Матерь божья! А я говорил, говорил – жив его сиятельство! А ежели башня рухнула, сталбыть, он к этому руку приложил. Святые угодники, надо было с кем-нить забиться на десяток флоринов!..

– Запорю нахрен, свинские морды… – сварливо прохрипел я и потерял сознание.

Глава 26

– Еще немного, сир… – Август срезал ножиком нить на шве, промокнул пучком корпии капельки крови и принялся сноровисто забинтовывать мне плечо.

Да уж, извалтузили меня татары славно, но по какому-то дичайшему стечению обстоятельств обошлось без серьезных ранений и увечий. Несколько порезов, ушибы и разорванная копьем кожа на боку не в счет. Даже с рукой вроде бы обошлось без перелома. Вроде – потому что рентген пока не изобрели и приходится полагаться на слова лекаря.

– Вот и все, сир… – Медикус отступил на шаг.

– Спасибо, Август, вы, как всегда, на высоте… – Я поблагодарил его, взял со стола бокал с вином и сделал маленький глоток. Нажраться хочется невыносимо, и немудрено – после такого-то, но пока сдерживаю себя, обхожусь вином и медом. К тому же изнутри щека разорвана да губы потрескались до крови, так что напитки покрепче жгутся, словно серная кислота.

– Сир? – Медикус изумленно уставился на меня.

– Вы что-то хотели сказать, Август?

– Ничего, сир… – Лекарь смешался и опустил взгляд.

Я хотел на него рявкнуть по своему обычаю, мол, нехрен сопли жевать, но вместо этого вежливо сказал:

– Я настаиваю, чтобы вы ответили.

– Сир… – Август помедлил, а потом выпалил: – Сир, вы в порядке?

– Думаю, вы лучше меня знаете ответ на этот вопрос.

– Сир… – Медикус еще больше смутился. – Я не о физическом здоровье, а о… душевном…

И в ожидании возмездия за такую неслыханную дерзость зажмурился.

– Поясните, – приказал я, хотя уже догадался, о чем ведет речь лекарь.