Князь Шаховской: Путь русского либерала

Что же касается М. С. Громеки, то с самого начала знакомства между ним и учеником завязалась переписка, позволяющая проникнуть в их настроения, мысли и планы. В письмах проступает образ замечательного педагога и вместе с тем одинокого, но очень трогательного и ранимого человека. Послания учителя к ученику полны внимания, заботы, теплоты. Он обращается к нему не иначе как «милый, милый Митя», справляется о его здоровье: «Ваша заботливость о себе ради меня доставляет мне двойную радость». В другом случае пишет: «Вы всегда были моим сокровищем, Вы благословение моей жизни» (письмо от 14 ноября 1882 года); «каждая Ваша строчка есть для меня очень большое облегчение и подобно письмам других самых близких мне людей, единственная радость» (письмо от 4 марта 1882 года). В свою очередь Дмитрий Иванович отвечает: «Зная Вашу ни на чем, впрочем, неоснованную и совершенно неосновательную боязнь за меня, спешу сказать…»

Очевидно, что в переписке нуждались оба корреспондента. Одному она помогала преодолеть драму отверженности и отчужденности. Другому давала пищу для духовного взросления, закладывая основания будущего мировоззрения соборного сознания. Душевная рана, нанесенная Михаилу Степановичу несчастной любовью, постепенно заживала благодаря заботам о семье Шаховских.

«Ваша семья стала мне дороже моей собственной, и Вы один сосредоточили на себе всю деятельную сторону этой привлекательности, и я никогда не буду в силах взять свою душу обратно оттуда, куда я ее раз положил», — писал М. С. Громека. В другом письме мы находим еще более искреннее подтверждение этой духовной привязанности: «Я посмотрел бы в Ваши глаза и увидел бы то, за что больше всего Вас люблю и что давно стало для меня потребностью. Если бы мне когда-нибудь пришлось защищать перед кем-либо мою привязанность к роду Шаховских, я бы отвечал так: посмотрите на них, когда их душа бывает тронута и открыта, когда она чувствует добрые и мягкие чувства, и увидите в глазах их, что гораздо больше, чем Вы могли бы сказать мне словами… в их душе живет нечто глубокое и прекрасное; их ясный ум и сильная воля бывают у других людей; и одни не могли бы заставить любить их; но когда их сердце смягчается и бывает невинно, то отражается на лице таким ясным и прекрасным светом, который освещает всего человека и смотрящего на него, и притягивает всю его душу; а я не могу не любить Митю, и без него мне безразлично все остальное и собственная моя жизнь, вне его, не имеет смысла и не важна»^{47}

.

Отношение Дмитрия к своему учителю было не менее отзывчивым и искренним. «Незабвенный учитель и друг», по его словам, был одарен «тонким чувством прекрасного, способностью верного и глубокого понимания человеческой души». Его «вечно ищущая истины, добра и красоты — природа эта все-таки мало ценилась по достоинству, производила часто впечатление слабости, излишнего фантазерства и слишком сильной зависимости от поддержки окружающих, от внешних обстоятельств»^{48}.

Правда, отец Мити — И. Ф. Шаховской далеко не одобрял сына. В одном из писем Мите он прямо утверждал, что не понимает его дружбы с М. С. Громекой, поскольку «этот господин — порядочный нахал и безо всякого понятия о чести и порядочности». И в то же время И. Ф. Шаховской не препятствовал их общению, говоря Мите: «…это Твое дело» (именно так, с большой буквы)^{49}.

М. С. Громека оказал существенное влияние на становление взглядов юного Шаховского, повернув его к проблемам самосознания, самопознания русского народа, к национальной идее. Он был приверженцем более основательного и глубокого преподавания отечественной истории, языка и литературы в средней школе. Не будучи принципиальным противником классического гимназического образования, М. С. Громека смело выступал против сковывающего процесс обучения формализма и оторванности его от подлинных запросов жизни.

В наброске своей речи на педагогическом совете VI Варшавской гимназии, посвященной необходимости изменения учебной программы, М. С. Громека утверждал, что стержнем школьного образования должно стать «основательное изучение народной словесности и вообще отечественной истории и литературы», именно эти предметы, по его мнению, должны быть «истинными орудиями образования».

Во всемерном развитии национального начала в школе М. С. Громека видел путь к преодолению умственной и нравственной слабости современного молодого поколения. Его логика рассуждения была следующей: именно национальное воспитание «разовьет национальное чувство и сделает его сознательно чутким к индивидуальным особенностям народного характера, привяжет его глубоко и прочно к интересам общественной жизни в ее действительном значении, уничтожит ту безличность и бесцельность рационалистического направления, развивающегося на почве исключительно классического образования, когда живые зародыши народной личности оставляются в небрежении и подавляются».