Отец Глинки был мировым посредником, но он умер уже к тому времени, как Глинка учился в Московском университете. В семье остались мать и брат — гимназист V класса. Глинка окончил смоленскую гимназию первым учеником, поступил в Московский университет на историко-филологический факультет, но в середине года перешел на юридический факультет. По словам Д. И. Шаховского, он был не в пример «артистичнее» его самого, знал толк в музыке и даже сам иногда сочинял романсы. «Меня весьма любит и в университете ни с кем больше (кроме прежних товарищей смольян) не сошелся. Готов на разного рода благородные поступки и делом, а не словом, смешной, умный, забавный, остроумный, веселый — кроме разных «сибирей». Сибири у него смахивают на мои — только часто в другой форме выражаются. Он религиозен, но религия… одна из его сибирей; сознательность особая — другая сибирь».
Далее Шаховской продолжает: «…Человек он не в пример лучше меня — и особенно «органической силой» — которой и у него, впрочем, недостаточно. Увлекается больше меня, поэтому весьма склонен менять убеждения, что его часто мучает — да и вообще часто весьма он мучается — часто попусту, а по большей части кончается не попусту… К славянофильству отношение его меняется часто: на славянофильстве и споре о нем мы с ним и сошлись и много спорили — и всегда почти он относился к нему или слишком увлеченно, или слишком неприязненно — так иногда возьмет да и говорит —…ничего-то в русском народе нет». «В настоящее время к славянофильству относится критически, но, кажется, довольно спокойно».
Многократно в своих письмах М. С. Громеке, делясь впечатлениями о студенческой жизни, Дмитрий оценивает Глинку только с положительной стороны как «отличнейшего господина», «распрекрасного человека». В одном из писем он откровенно признается: «Наши с ним отношения еще как-то лучше стали, просто думать о нем отрадно. Да и молодец же он. В прошлом году он написал… прекрасное, основательное исследование об артелях (ведь он юрист), потом у него было дело с крестьянами… и он сделал его совсем хорошо. Когда я был у него в Смоленске, он к этому готовился, мы с ним об этом много толковали, и успешное окончание этого дела такое хорошее, великое торжество для нас обоих…»
И все же он испытывал недостаток в общении. Особенно ему было тягостно вдали от семьи. «Для человека необходимо влияние семейного начала — влияние если не собственной семьи, то… семьи другой… Есть, я полагаю, периоды в жизни человека, где это влияние не необходимо, и я полагаю, что
Это одна из важных мыслей Д. И. Шаховского, которая оказывала влияние на взаимоотношения его с окружающими и, в частности, определяла его позицию к семье Сиротининых, с которыми он познакомился опять-таки благодаря своему учителю М. С. Громеке. Тот еще в период своего студенчества в Москве довольно тесно сдружился с ними и впоследствии познакомил и своих учеников. Как вспоминал А. А. Корнилов, «когда Анна Николаевна (Сиротинина. —
Шаховской был частым гостем в этой семье. И весь начальный период знакомства с ними он неизменно мучился вопросом: «С ними-то у меня что общего? Ни рождение, ни детство никакой связи с ними у меня не создало». Сиротинины были простыми, образованными русскими людьми. Но Шаховской всей душой к ним тянулся, несмотря на свое княжеское происхождение.
Гимназический учитель считал, что все эти переживания и мысли — явление временное, которое пройдет само собой. В письме от 10 сентября 1881 года он так отвечал: «Я начинаю бояться Вашей теории «дома». Вы придаете ей слишком безусловное значение, господствующее над всей Вашей прошлой, настоящей и будущей жизнью. Этого совсем не нужно, и это чрезвычайно опасно. Вы можете любить людей и любите, потом будете любить или еще больше и глубже. Это пройдет само собой — нужно совсем об этом не думать, а просто жить. Ваше воспитание, лишенное семейного начала и сдавливавшее проявление чувства, было вредно и оставило вредные последствия. Ваше аристократическое происхождение положило некоторые препятствия раннему сближению с широким кругом людей. Это все верно. Но теперь вы свободны, все в Ваших руках…»{70}