Князь Шаховской: Путь русского либерала

И действительно, со временем эти переживания прошли, взаимоотношения с семьей Сиротининых окрепли, особенно в последующий период учебы в Петербургском университете и организации кружка народной литературы, активным участником и единомышленником которого стала Анна Сиротинина. Через несколько лет она выйдет замуж за Д. И. Шаховского, и отношения, которые казались ему когда-то «противоестественными» вследствие принадлежности к различным общественным кругам, перерастут, преодолев всяческие барьеры, в совершенно естественные.

Между тем социально-политическая атмосфера в России была накалена до предела. Самодержавие переживало один из самых серьезных кризисов за свою историю, не только подвергаясь натиску радикальных революционных сил, но и испытывая давление различных представителей общественности, как консервативной, так и либеральной. Да и в самом правительственном лагере нарастали серьезные противоречия. Трагическая развязка, последовавшая 1 марта 1881 года, повергла русское общество в состояние глубокого шока.

Студенчество бурлило. В марте — апреле 1881 года сходки в Московском университете, как с санкции начальства, так и без его разрешения, практически не прекращались ни на один день. 6 марта на сходке историко-филологического факультета было внесено предложение объявить поименную подписку на венок убитому государю императору. Это вызвало бурю негодования у отдельных студентов, один из них даже порвал подписной лист.

В результате событий с 5 марта по 1 апреля, были преданы профессорскому суду 250 человек. По приговору суда двое были исключены с правом поступить в другое учебное заведение не ранее двух лет; 35 — с правом поступить тотчас же в другие учебные заведения и 165 — временно удалены из Московского университета»^{71}

.

Дмитрия Шаховского в эти дни переполняли разные чувства: «Кружки, сходки, лекции, столкновения с начальством, споры и мечты — все это вдруг приняло другой более серьезный и роковой характер после 1-го марта 1881 года. В настроении студенчества последовал раскол. Надо ли отстаивать приобретенные студенчеством права во что бы то ни стало? Я, помню, считал студенческую борьбу из-за своих маленьких прав несвоевременной в роковую годину народной жизни. Ошибался ли я? Не знаю. Но казавшееся лично мне правильным решение вопроса не мешало с особым уважением относиться к тем, которые считали уступку раз завоеванных позиций недопустимой»^{72}.

Среди этих непримиримых, о которых говорил Д. Шаховской, был П. Н. Милюков. Он оказался в числе временно удаленных с правом поступить по истечении срока в Московский университет или сразу в другой университет. В результате отчисления П. Н. Милюков лишился стипендии князя В. А. Долгорукова по назначению университета, размер которой составлял 238 рублей 87 копеек в год^{73}

.

В письме к М. С. Громеке Дмитрий делился: «Дела в университете у нас самые скверные. Просто думать не хочется, а все на ум идет. Зубрю я теперь лекции по сравнительному языковедению. Материал довольно скучный, а вместе с тем и нелегкий, так что учиться, когда в голове многое другое, трудновато». В более позднем письме от 23 апреля 1881 года Д. Шаховской говорил: «Во всем происходящем последнее время я никакого участия действительно не принимал. Но это (т. е. самое обстоятельство) оказывается очень неприятно»^{74}.

Индифферентное отношение Шаховского объяснялось тем, что он имел собственный взгляд на многие коренные вопросы общественной и государственной жизни. Набрасывая письмо отцу в начале 1881 года, вероятно, еще до цареубийства 1 марта, Д. Шаховской делился с ним сложившимися у него убеждениями: «Я в принципе сторонник самодержавной власти в России, но на царя я смотрю как на защитника народа, стоящего вне всяких сословий.

На русскую землю я смотрю как на землю по преимуществу мужицкую, где строй мужицкий и интересы мужика должны бы стоять на первом месте.

Дворянство русское только и имеет, по-моему, значение, как служилое сословие и никакими особыми льготами пользоваться не должно.

Я сказал, что я приверженец самодержавия, но, по-моему, в настоящее время самодержавная власть делает как раз противоположное тому, что должно бы делать, и ужасно роняет себя в глазах разумных людей. Я вижу в высших сферах совершенное непонимание русской жизни, деятельность страшно вредную и развращающую народ. При пережитом всеобщем стеснении, угнетении интеллигенции и печати, препятствиях всякому живому делу, совершенном подавлении общественного почина, при произволе полиции и необеспеченности личности почти невозможно, по-моему, правильное развитие, и я и предоставить себе не могу, чем кончится это бессмысленное положение дел, если правительство не изменит своего поведения.