Князь Святослав

Но ничего не помогло. Святослав встретил Склира, разбил его наголову и ходко двинулся к Аркадиополю. Положение Цимисхия было совершенно отчаянное. Страна голодала от недородов, от войн, от хищных ненасытных чиновников, от непосильных налогов. Войско Цимисхию не было предано. Оно знало о его причастности к убийству Никифора, который пользовался любовью солдат. Кроме того, в Азии Варда Фока, богатый динат, племянник покойного василевса, сын Льва-куропалата, соединив в одно всех родственников, поднял грозный мятеж. Напутанный этим, Цимисхий послал против мстительных и воинственных Фок главную часть войск во главе со Склиром. Выдающихся военачальников у него больше не было.

В это же время Калокир, острейшей ненавистью возненавидевший прежнего своего друга, освободил из заточения Льва-куропалата, сосланного Цимисхием в Македонию. Лев Фока, богач и вояка, сразу отрезвевший от несчастий, тут же вскоре набрал войско и тоже стал угрожать Цимисхию в Азии. Святослав, подойдя к Константинополю, верный своим заветам, отправил посланцев к Цимисхию, чтобы предупредить его о своих намерениях. Он велел сказать василевсу: «Иду на вас!»

Многие из русских воинов выказали охоту побывать во дворце ромейского царя. Князь отобрал самых молодых и решительных. Сами слова: «Иду на вас!» передать поручено было Улебу. Послам запрещалось вступать с царем в какие-либо переговоры. Их одели как можно проще в пику ромейской помпезности. И Святослав дал строгий наказ не торопиться с отъездом из Царьграда, а приглядеться там к порядкам и вызнать настроение жителей. Князь сказал:

– Может случиться и так, что вы нас встретите на улице Царьграда и к тому времени научитесь быть для нашего войска хорошими проводниками.

Узнав о приезде русских послов и думая, что Святослав захотел мира, Цимисхий заранее решил, что удовлетворится только одним: уходом князя с Балкан. Для крайнего случая он позволил себе снизойти до небольшой подачки русским на дорогу и до некоторых уступок и льгот русским купцам: торговля с Русью прекратилась, и это болезненно переживалось ромеями, которые привыкли к русским товарам: исчезли незаменимые льняные ткани, меха, изделия из серебра с филигранью, зернью и чернью, воск, мед, береста, орехи и т. д.

Как это всегда бывало у ромеев, прежде чем принять послов самому, царь велел этих варваров «в рубахах кожевников, с болтающимися на бедрах мечами» поразить великолепием и богатством столицы. Послов водили по городу, показывали храм Святой Софии, Вуколеон, Большой дворец, форумы, рынки, переполненные товарами и снедью, и, наконец, повели, обалдевших от увиденной роскоши и неслыханных чудес, на ипподром.

В холщовых рубахах и широких штанах, сидели русские послы среди роскошно одетых сановников и, конечно, дивились на царьградские диковины. Они увидели бег колесниц, сопровождавшийся ревом зрителей. Возницы были одеты в одежды голубого, зеленого, красного и белого цветов. Зрители поощряли их или топали, освистывали неудачников, словом, вели себя очень вольно. Потом выступали акробаты, борцы, фигляры, фокусники, дрессировщики, наездники. Наездники мчались во весь опор на отличных конях, стоя и размахивая мечами, показывая приемы владения оружием. Канатоходцы бегали по канату, натянутому на значительной высоте, с завязанными глазами стреляли из лука. Дрессированные медведи ходили по арене цирка, изображая пьяниц, заставляя зрителей покатываться от смеха. Трюки атлетов сменялись танцами, фокусами, сценками из ромейского быта.

Улеб был в восторге, он забывался, что находится в цирке, и иногда советовал артисту, или хвалил, или порицал его.

– Эй ты, разиня! – кричал он. – Ворона тебе влетит в рот, не заметишь.

А бегунов, которые были впереди, поощрял:

– Молодец! Вот это ловко, вот это сила… Еще наддай! Видишь, догоняют, шалопут.

Сановники в испуге отодвигались от него.

Вот принесли две корабельные мачты и укрепили их в земле. Вершины их соединили канатом. По мачте вскарабкался акробат, встал на самой ее вершине, перевернулся на руки и поднял ноги вверх. Дрожь прошла по спине Улеба. Он вскочил с места, подбежал к мачте и, растопыря руки, завопил:

– Упадешь, дурак! Братцы, не дайте ему погибнуть, ловите!

Но никто не двинулся к мачте, и многие засмеялись. На глазах потрясенного Улеба тот вдруг сорвался с места, перевернулся в воздухе и на лету ухватился за канат голенью и вдруг принялся вертеться колесом. Сердце Улеба замерло, он даже перестал кричать, только зажмурился, этого волненья он не знал даже тогда, когда шел с рогатиной на медведя.

– Эти греки – чисто черти. Каких диковин у них нет, недаром и у нас завелись люди ихней веры.

Акробат-смельчак поднялся на канат, пробежал по нему бегом, а потом встал одной ногой, другую поднял и начал скакать. Ему подали лук и стрелы. Держась на одной ноге, он натянул лук, пустил стрелу, пролетевшую над головами зрителей, попал в цель.

– Хорош! – закричал Улеб. – Стрелок хоть куда! Давай к нам.