Князь Святослав

Предоставив паракимонену стоять во главе гражданского управления, Цимисхий целиком отдался военным делам. Как и всякий ромей, василевс считал всех на свете варварами, кроме своего народа, и относился к ним с глубочайшим презрением. Поэтому хоть Цимисхий и слышал о грозных набегах на Константинополь русских князей Олега и Игоря, слышал о силе Святослава, о том, какой переполох он внес в восточный мир, но удачи эти он объяснял слабостью и глупостью противников киевского князя. А успехи Святослава в Болгарии приписывал немощи Петра и неспособности его бояр к управлению и военному делу. Но главным образом придавал решающее значение трагическим ошибкам царя Никифора, пригласившего на Балканы Святослава и доверившегося Калокиру, которого сейчас Цимисхий стал считать первым и самым опасным врагом своим; он-то отлично знал изворотливость, энергию и ум Калокира, а главное, необузданную его жажду власти. Василевс хорошо был осведомлен и о том, что Калокир постоянно присутствует в войсках Святослава в качестве советчика по государственным делам, касающимся Болгарии и ее взаимоотношений с ромейской державой.

Цимисхий хорошо знал этих аристократов, холодных, рассудительных, но одержимых страстным тщеславием, знал их силу и слабости. Он знал, что Калокир ждет от него официальных почестей и, хотя бы на первых порах, верховных прав на крымские владения, но Цимисхий молчал, он даже прекратил всякие сношения с Херсонесом. А когда Калокир попытался напомнить василевсу о своих «заслугах» перед ним, он не получил ответа.

Однажды Калокир прислал к Цимисхию херсонесского посланника с тем, чтобы напомнить о себе… Но когда посланник открыл рот и произнес одну только фразу: «Наместник вашего величества, патрикий Калокир соизволит вашей царственности пожелать божественного благоволения», василевс оборвал его и закричал:

– Это не наместник мой, а изменник, его место вместе со своими подчиненными, как ты, такими же изменниками, в тюремном подземелье, а не в Херсонесе…

Цимисхий велел ослепить посланника на один глаз и отправить обратно в Херсонес.

Теперь он строго повелел следить за Калокиром. Но только одного Никифора он считал виновником всех постигших Рома-нию бедствий.

Как и все испытанные и даровитые полководцы, он знал прекрасно, что врага никогда нельзя представлять слабым и глупым. Наоборот! Идя на него, надо готовиться к сражениям тщательно: враг может оказаться неожиданно сильным, смелым и коварным. Но, никогда с русскими не сталкиваясь и умозрительно (по традиции) считая их, как и всех не ромеев, варварами, то есть дикими, невежественными людьми, он был убежден, что успехи Святослава, за которого держится Калокир, случайны и временны, до тех пор, пока князь не столкнулся с коренными ромейскими войсками под водительством самого василевса.

Цимисхий не испытал противника на поле сражения, не знал его истинную силу, и поэтому ошибался. Но он не желал ввергать всю измученную страну в новые войны и считал, что русского князя не могли интересовать международные отношения осмысленно и толково, а привлекала только близкая выгода: обогащение, грабеж. И поэтому он попытался отделаться от киевского князя подачкой, как от пирата. Вот уж тогда он надеялся взять Калокира, как рака на мели. Он послал послов в Доростол к Святославу и обещал ему сумму денег, лишь бы тот удалился из Болгарии.

Чтобы отрезать путь к подобной сделке, Святослав запросил с Цимисхия вдвое больше: выкупить все болгарские города, все население их, и даже дать каждому русскому воину в отдельности солидный подарок. Это показалось Цимисхию более чем дерзостью. Ярость свою он скрыл под усмешкой пренебрежения. В присутствии дворцовых дам продекламировал он из послания Фотия, который когда-то писал о русских, нападавших на Константинополь:

«О, город, царствующий почти над всей вселенной, какое войско, не обученное военному искусству и составленное из рабов, глумится над тобою, как бы над рабом. О, город, украшенный добычами многих народов, какой народ вздумал обратить тебя в свою добычу! О, город, украшенный, воздвигнувший множество памятников победы над врагами Европы и Азии и Ливии, как теперь простерла на тебя копье варварская и низкая рука, поднявшись поставить памятник победы над тобою…»

Дамы были в восторге. Похвалам василевсу, умеющему красиво выражаться, не было конца. Цимисхий любил риторику вообще, античных классиков в особенности. Но когда он удалился к себе и поразмыслил, благоразумие заговорило. Он призвал сановников и долго внушал им, что вторжение варваров в страну сейчас таит в себе грозную опасность. Следует сперва попытаться задобрить князя Святослава, обещав ему подарки и добычу в том размере, в каком ему хотелось. Но если сейчас и это его не удовлетворит, то на этот раз и припугнуть его, сделать вид, что он не страшен, и если понадобится это, то намекнуть, что ромеи нисколько не боятся его и хоть сейчас же готовы к войне.