Князь Святослав

Он задыхался от гнева. Видя, что послы перемигивались, заткнув уши, он железной рукой оттянул от уха руку Улеба.

– Пусть царь на нас не сердится, – сказал Улеб. – Мы только выполняем волю князя. Он не велел нам вступать в разговор с царем. Мы просто воины и только выполняем свой долг. Отпусти нас, царь.

– Я прикажу твоих товарищей бросить в подземелье на съедение крысам и мышам. Их тела будут гнить заживо, глаза ослепнут от вечной тьмы, и мускулы расслабнут, как тряпки. А тебе велю перерезать шею, из горла вылить кровь в мешок, и в тот мешок засовать твою голову. И я посмотрю, как ты будешь тогда отвечать мне и ссылаться на свой долг воина.

Улеб так же невозмутимо ответил:

– Мы наслышались про сердитых ромейских царей и про их жестокие нравы. Но мы дали слово князю встретить любую опасность без ропота и не морщиться от боли под пыткой. Воля твоя, царь, поступай с нами, как тебе хочется. Бросать ли нас в подземелье на съедение грызунам, утопить ли нас в собственной крови или отпустить в добром здравии, как подобает христианину.

Царь отступил, сел на трон, сдерживая себя от возможной вспышки. Впился руками в подлокотники. В синих прожилках лица билась буйная кровь. Зловещим предчувствием были объяты все.

– Вывести! – приказал он прерывающимся голосом.

Послы ушли. Василевс всё сидел неподвижно. Окаменелыми от страха стояли согнувшись сановники.

– Вот как надо служить своим повелителям, – сказал он мрачно. – С такими подданными можно и в самом деле сломить дух кичливых ромеев.

Сановники еще ниже склонились в молчаливой почтительности.

– Сколько у нас в городе войска? – спросил он вдруг одного из близко стоящих сановников.

У того из горла стремительно полился поток слов:

– Войско наше неисчислимо, о божественный василевс, и оно по одному твоему царственному зову готово…

Цимисхий схватил начальника за золотую цепь, украшавшую его шею, и повалил к своим ногам.

– Я тебя спрашиваю не для того, чтобы ты гнусной лестью усыплял мой. разум. Сегодня же снимешь знаки отличия и командование передай другому. Не может быть, чтобы военачальник не мог исчислить свое войско и не знал его состава…

– Его так много, о божественный, что сосчитать трудно, – прошептал тот.

– Дурак ты! Кто же не умеет сосчитать солдат? Говори, сколько можно назвать солдат под твоим начальством… Говори правду, иначе высеку.

Военачальник, лежа лицом вниз, произнес:

– Солдат мало, о неустрашимый василевс. Не наберется и восьми тысяч. Все были отправлены в дальние фемы для охраны границ от сарацин… для подавления мятежников Склира и Льва Фоки.

Цимисхий пнул его ногой.

– Твое место не в армии, а в женских спальнях. Там любят хвастовство и пышные слова. Военачальником тебе не быть. Хвастуны редко бывают храбрыми и умными.

Василевс взмахнул рукой, и царедворцы уныло поплелись к выходу.

Между тем, когда русские послы выходили бесконечными коридорами на улицу, Улеба кто-то тронул за рукав. Он обернулся и обомлел:

– Роксолана!

– Скорей дай мне плащ и выведи меня отсюда. Настрадалась я тут, милый.

Улеб накинул на нее плащ, и вместе с послами она покинула Священные палаты.

Глава 27

В харчевне «Хорошая еда»

Войска Святослава двигались к Константинополю. В городе царила паника. Астрологи, гадальщики и ясновидящие всякого рода своими предсказаниями взвинчивали умы и без того страшно взбудораженных жителей столицы. У Золотых ворот каждодневно эпарх города хватал кликуш, трясунов, юродивых и отправлял в застенок, но их количество не уменьшалось. Одна пророчила, что море по прошествии трех дней выйдет из берегов и всех поглотит. Другая объявляла о своих сновидениях: будто огромная рыба заглотала весь город. Третья корчилась в судорогах и вопила:

– Конец света! Конец света! Бросайте дома, бросайте дела, бегите в пустыню, поститесь и молитесь, чтобы не попасть в лапы сатане.

Толпы, охваченные ужасом, наполняли церкви, падали на колени перед алтарем и рыдали, ожидая конца света. Мольбы и стоны на улицах и площадях сбивали с толку самого эпарха и полицию, в беспамятстве растерянно мятущихся, не зная, кого хватать и утихомиривать. Многие жители столицы сбежали в монастыри, ища там пристанища от всеобщего смятения, делили имущество по бедным, в один день разорялись.

Василевс, неустанно принимавший чиновников и внушавший им твердость и необходимость решительных мер, убедился, что даже он не в силах справиться с этим безумием. Предсказатели общей гибели множились. Апокалипсис был у всех на устах. Верблюды, ослы и волы, запряженные в низкие повозки, запружали улицы, проезды и проходы, отчего паника только усиливалась.