Князь Святослав

Патриарх, который уже согнулся под тяжестью монашеской одежды (подозревали, что он и в царский дворец являлся в веригах) и неизлечимых физических недугов, покряхтел и сказал скрипучим голосом:

– Молиться надо больше, василевс. Блуд, вино, неприличные зрелища вытеснили из твоей памяти рачительность о Боге.

Царь проглотил эту горькую пилюлю.

– Но ты не отчаивайся, уповай на Господа. Я велю во всех церквах молить Создателя о даровании тебе воинской победы… Прикажу по монастырям акафисты читать…

Пошевелил губами, пожевал, прошамкал:

– Больше другого выхода не знаю… Не вижу. Господь тому свидетель.

Через силу патриарх поднял костлявую руку, и царь смиренно поцеловал ее. После этого патриарх удалился, а за ним и все остальные. Остальные-то так и не осмелились ничего сказать: сановник должен был молчать, если царь его не спрашивал.

Остались с глазу на глаз василевс и паракимонен. Они привыкли не стесняться в выражениях наедине и после совещания с высокими чиновниками всегда поступали по-своему. Царь ждал, когда первым заговорит паракимонен, хотя он наперед знал, что тот скажет. Василий считал всех военных недалекими и не способными к управлению государством. Он произнес:

– Государь! Наша дипломатия совершает подвиг там, где меч бессилен. Будем надеяться, что и на сей раз она нам сослужит великую службу. Выхода почти нет. Но «почти» это не значит вовсе нет. Станем отныне обещать Святославу все, что он запросит. Будем терпеливо и беспрестанно заговаривать ему зубы. Будем льстить ему, как мы только умеем. Будем унижаться, лгать и клясться и нарушать тут же клятву, если это выгодно. Будем бесконечно улещать его дарами, лишь бы оттянуть время, чтобы войско наше переправилось из Азии в Европу, лишь бы укрепиться в столице, а его уговорить подписать мирный договор на любых с нашей стороны условиях. Ведь мирный договор действителен лишь до следующей войны.

Иоанн Цимисхий просветлел. Он читал в мыслях паракимонена собственные мысли.

– Пойдешь сам во главе посольства к киевскому князю. И подумай, как бы лучше угодить варварам. А насчет девок мне подала мысль Феофано. Это ею неплохо придумано – не забывать во время войны роль шлюхи. Там, где мужчина бессилен, женщины кстати. Везите туда всех потаскушек страны, заберите их из всех лупанаров, из кабаков и питейных заведений, с улицы, всех до одной гулящей девки, пусть и они помогают своим паскудным ремеслом нашей державе. Не хватит этих потаскушек, забирайте рабынь у купцов, у чиновников, в женских монастырях. Отправляйте наложниц моих военачальников, всех пленниц, опустошите от девок гинекеи богачей, вельмож, сановников… Раскрашивайте их и наряжайте этих распутниц в самые роскошные одежды… Самых свеженьких и прелестных предназначьте военачальникам князя. Пусть они истощаются с бабами. От вина, от обжорства, от продажных баб одряхлел и пал позорной смертью грозный Рим. Когда эрос буйствует, тогда меч лежит не у дел и ржавеет.

– Поистине прав ты, государь, – ответил лукавый царедворец. – Все пустим в ход, и даже эту глупую притчу о Юдифи и Олоферне, хотя заранее знаю, что здоровое тело варвара избегает падали, и могучего витязя Святослава на эту удочку не поймать. Только очень растленный нездоровой жизнью ум может придавать цену таким пустякам, как красивое тело женщины.

Евнух и не мог знать ни силы, ни обаяния тела женщин.

Глава 30

Осечка

Паракимонен Василий, возглавлявший посольство, только один он из всех сановников империи и знал те исключительные условия, на которых Иоанн Цимисхий вынужден был скрепя сердце помириться со Святославом. Условия эти были неслыханно унизительны для надменных ромеев, и потому они хранились в строжайшей тайне. Оставаясь византийцами, обожествляющими императоров, и зараженные традиционной самовлюбленностью наследников великого Рима, рядовые члены посольства даже не могли допустить, чтобы василевс мог иметь страх перед нашествием варваров и согласиться на жертвы, на которые он пошел.

В секретной комнате Священных палат Иоанн Цимисхий, напутствуя паракимонена, умолял его склонить князя Святослава к миру и дать князю право продиктовать любые условия, лишь бы он согласился оставить Балканы и удалился в Киев. Цимисхий тогда смог бы уладить дела с арабами в Азии, подавить мятеж, обезвредить своих соперников Фок и справить свою коронацию и женитьбу на безобразной и навязанной ему патриархом Феодоре, которую он терпеть не мог.