Князь Святослав

Служка схватил его и привязал к деревянному помосту. Потом он поднес зажженный факел к ногам Хрисанфа… Раздался в подземелье придушенный вопль, пыхтенье, рев…

– Он сказал последнее слово… – прохрипел Хрисанф.

– Прекратить, – приказал Калокир.

Служка отнял факел от пят лазутчика.

– Он сказал, – зашептал лазутчик, – с одним зверем расправился. Теперь помогай мне, Хрисанф, загнать в яму другого зверя… Ничуть не меньше, а, пожалуй, пострашнее…

– Вот это истинное намерение Цимисхия. Я его угадал. Я никогда не позволю загнать себя в яму. Иди и скажи этому малорослому армянину, что его ожидают еще большие сюрпризы, от которых он уже не отобьется… и не оправится.

И он вытолкнул лазутчика в темноту ночи.

А между тем Калокир все время думал о том, сколь важное решение предстоит принять на совете дружины. Он уже смекнул, что в случае уступок русских он останется на мели. Исход может быть самый неожиданный. С чем он останется? Наверно, ему не удержать и Херсонеса. К какому берегу прибиться? Да и будет ли этот берег? А вдруг Святослав пойдет на уступки? О, Калокир не допустит этого. Ни за что!

Душан сыграет роль спасителя. О! Душан может стоить целого войска. И если князь и Калокир уговорят Душана поднять в тылу ромеев болгарское крестьянство, Цимисхию несдобровать. Ни Святослав, ни сам Душан не подозревают, какой взрывчатой силой в данной ситуации явится этот вожак богумильства. За ним стоял весь славянский мир полуострова и даже многие в столице, которым нравилась новая ересь богумилов – наследников павликиан. Ведь именно там, в Азии, подал Калокир эту мысль Фокам, и она очень хорошо сработала против Цимисхия… Только бы немножко продержаться!

А богумилы – это люди, которые по первому зову наставника шли на костер за новую веру и простой народ. Люди самоотверженные, соединенные в прочный союз молодой ереси, которая подтачивала благополучие бояр. Бояр Калокир не боялся. Он обезглавил их целых три сотни в Доростоле, чтобы не мутили и не сплачивали вокруг себя недовольных политикой руссов. Это были коренные столпы боярства. Калокиру казалось, что достаточно Душана настроить и он, выпущенный на свободу, поднимет болгарское крестьянство против Цимисхия. Душан, думал он, мог бы даже стать болгарским царем, подвластным Святославу. Калокир, как заядлый политик, мирился бы пока с ролью временщика при нем, например, первого вельможи. В этой роли ему легче было бы угрожать трону ромейских василевсов.

Да, они не могли понимать это, ни сам ученый и слабохарактерный болгарин – царь Борис, ни русский отважный, но простодушный князь Святослав. Князь, никогда не сталкивавшийся с мятежным простым людом, и не наблюдавший скрытых течений внутри своей молодой державы Рюриковичей, и не подозревавший о бесконечном ропоте, невзгодах и строптивости по виду покорных подданных просвещенного ромейского государства, не поверил бы Калокиру, если бы тот и рассказал о реальной силе изнывающего в заточении старого, грязного, в рубище Душана. Князь, привыкший видеть влияние и мощь, только покоящиеся на острие меча и наследственной власти, расхохотался бы, услышав о скрытой силе Душана.

Да, или вот сейчас решится все, и Болгария вновь будет у Святослава, или надо убираться отсюда.

Оступаясь, ушибая ноги о камни и попадая в канавы со зловонной грязью, Калокир добрел до тюрьмы, в которой он судил, пытал, осуждал подозрительных лиц по доносам своих соглядатаев. Он вошел в тесное вонючее полутемное подземелье. В углу на прогнившем тряпье лежал Душан, прикованный за руку и за ногу к столбу железной цепью. Душан даже не шевельнулся при появлении Калокира. Патрикий приказал тюремщику выйти и остался с Душаном наедине.

– Душан, – сказал патрикий, – поднимись. Я пришел возвестить тебе свободу и счастливую жизнь.

Душан поднялся, сел и стал чесать свое тело, изнывающее от грязи и паразитов. Слезящимися, воспаленными глазами он оглядел изящного холеного патрикия, который стоял посередине подземелья, не рискуя опереться о что-нибудь или как-нибудь присесть. По стенам ползали омерзительные насекомые, сырой вонючий воздух перехватывал дыхание.

– Знаю, что ты мне принес смерть, патрикий, – сказал Душан, продолжая чесаться и сбрасывать с себя паразитов. – Ничего другого не может предвещать твой гнусный приход. Ромеи никогда с добром не приходят. Они поборники дьявола, кощунственно злоупотребляющие именем Бога.

Он стряхнул паразитов к ногам патрикия, и тот невольно отшатнулся.

– Ты сперва выслушай, Душан, а потом ругайся. Вот сейчас я тебе расскажу, какая ожидает тебя честь…

– Полно молоть чепуху, – оборвал его Душан. – Ни оболь-щеньям мира, ни страхам не продам свою душу. Я рад избавиться от непосильной ноши жизни и умереть за истину и тем оправдать божественное предназначение.

Калокир совершенно откровенно и обстоятельно обрисовал ему ту спасительную роль, которую он мог бы сыграть в интересах болгарского народа.

Первый раз в жизни патрикий заговорил с простым человеком как с равным, без тени заносчивости и обидной снисходительности.