Князь Василий Долгоруков (Крымский)

Эти взрывы послужили своеобразным сигналом для брандеров. Получив команду с «Ростислава», подгоняемые попутным ветром, они ходко пошли вперед.

Вцепившись могучими руками в борт, Орлов молча наблюдал за их движением, стараясь угадать, какие цели выбрали командиры.

Освещенные с одной стороны матовым лунным светом, а с другой — заревом горевших кораблей, брандеры на всех парусах приближались к турецким кораблям. Однако четко расписанная во время совета атака уже в самом начале оказалась расстроенной.

Впереди всех шел брандер капитан-лейтенанта Дугдаля, нацелившегося на стоявший на правом фланге линейный корабль. Но турки заметили угрозу и бросили на перехват две галеры, намереваясь пойти на абордаж. Понимая, что теперь пробиться к линкору не удастся, Дугдаль не стал вступать в бой с превосходящим его неприятелем, а сразу поджог брандер, вместе с командой выбросился в море и вплавь добрался до сопровождавшей его шлюпки.

Столь же неудачными оказались действия лейтенанта Мекензи и мичмана Гагарина. Их брандеры дошли к намеченным турецким линкорам, но к этому времени они уже горели, попав под пушечный огонь русских кораблей. Не долго думая, обе команды перебрались на шлюпки, а оставшиеся без управления подожженные брандеры просто пустили по ветру в бухту — на кого Бог пошлет.

И лишь лейтенант Ильин точно выполнил свою задачу. Под яростным артиллерийским огнем он приблизился вплотную к возвышавшемуся громадной огнедышащей скалой 84-пушечному линкору, поджог свой брандер, пересел с командой в шлюпку и, отойдя на безопасное расстояние, взволнованно наблюдал, как огонь быстро охватывает весь корабль. А затем последовал оглушительный взрыв, разметавший огромный линкор, как стог сена под порывом ветра.

Видя, что атака брандеров закончилась, Грейг приказал возобновить артиллерийский огонь. Однако бомбардировка длилась не больше часа, а затем была прекращена ввиду отсутствия необходимости — весь турецкий флот горел, превратив Чесменскую гавань в бушующий огнем и сотрясаемый раскатистым грохотом разрывов кратер вулкана.

Корабли горели, один за другим взрывались и тонули в черных, пенистых волнах. Вслед за уже погибшими пятью кораблями, в четвертом часу ночи взорвался шестой, а спустя два часа на дно пошли еще четыре корабля.

Позднее Самуил Карлович Грейг, описывая это сражение, пометит в своем журнале:

«Пожар турецкого флота сделался общим к трем часам утра. Легче вообразить, чем описать, ужас, остолбенение и замешательство, овладевшие неприятелем. Турки прекратили всякое сопротивление даже на тех судах, которые еще не загорелись; большая часть гребных судов или затонули, или опрокинулись от множества людей, бросавшихся в них. Целые команды в страхе и отчаянии кидались в воду; поверхность бухты была покрыта бесчисленным множеством несчастных, спасавшихся и топивших один другого. Немногие достигли берега…»

К 9 часам утра агонизирующий турецкий флот — 15 линейных кораблей, 6 фрегатов и 50 малых судов — был уничтожен. Число убитых и утонувших матросов достигало 10 тысяч. К тому же в качестве трофеев русскими были захвачены 5 турецких галер и линейный корабль «Родос», который Орлов великодушно отдал оставшемуся без своего «Евстафия» Александру Крузу.

Победа над турками была абсолютной!

Вдохновленный впечатляющей викторией Орлова, Долгоруков даже вознамерился написать графу свои искренние поздравления, но в конце концов ограничился лишь приятными словами его брату Григорию Григорьевичу, когда довелось случаем встретиться, с ним в Москве. Однако привыкший к постоянному заискиванию придворных, екатерининский фаворит посчитал эти слова обыкновенной лестью и ответил с некоторой снисходительностью:

— Вы не первый, кто Алешку нахваливает…

Впрочем, еще одну викторию Василий Михайлович воспринял с нескрываемым злорадством. После долгой осады пятнадцатого сентября Петр Панин штурмом взял крепость Бендеры, обильно полив стены и подступы к ним солдатской кровью. Погибших солдат было жаль, но эта жалость отступала на второй план по сравнению с очевидным падением авторитета Панина.

В озябшем, иссеченном дождями, затуманенном Петербурге победу генерала под Бендерами — против его ожидания — восприняли холодно.

Екатерина, правда, поначалу обрадовалась очередному поражению турок. Но когда Захар Чернышев, насупив разлетистые брови, прискорбно и правдиво доложил о числе погибших за время осады (6236 офицеров и солдат — пятая часть армии!), императрица, привыкшая к блистательным, с малыми жертвами сражениям Румянцева, не на шутку вспылила.