Эту учёбу Молодцов запомнил крепко, вот и сейчас дежурил изо всех сил, стараясь не пропустить ворогов. Нечего сказать, место гридни выбрали грамотно: везде ровная степь, скрытно не подберёшься – трава усохла и опала по осеннему времени, видно всё до самого горизонта. В темноте ветер колыхал траву, и она казалась морскими волнами. Варяги называли степь «травяным морем», и видит Бог – они были правы. Степь была красива. Об этом ещё Гоголь писал, вернее, напишет через восемьсот лет. Пусть её красота и увядала в преддверии зимы, но вся бескрайняя равнина была наполнена теплом и жизнью. В буквальном смысле. От земли даже вечером исходил жар, а множество кузнечиков и прочих насекомых издавали такой шум, что его даже не мог полностью перекрыть рёв воды в порогах. Пару раз Данила слышал далёкое мычание оленей или даже туров. А ещё рык – не волчий, а кошачий, принадлежавший крупной рыси или, скорее, леопарду (вот что на Руси водятся леопарды, конечно, стало для него новостью). Молодцов не испугался: ни один зверь не кинется на такое большое скопление людей, но расспросить позже друзей о животном мире стоило. Похоже, его ждут сюрпризы. Желание исполнилось быстрее, чем ожидал Данила. Рука Клека легла на плечо, он, как всегда, подкрался бесшумно:
– Слышал рык?
– Ага.
– То наш князь, великий Святослав, караван сопровождает. Поход будет удачным.
– Князь? – с дрожью в голосе переспросил Данила.
– Да, Святослав Игоревич, он был князь-пардус. Никого не было его сильнее во всём Диком Поле. Тут он и погиб. Теперь по степи дух его бродит, купцов и воинов заплутавших от беды оберегает. Радуйся, Даниил, мы все под его защитой.
– Как скажешь.
– Теперь мой черёд сторожить. Ложись спать.
Молодцов, расторможенный от откровений, думал, что на этот раз точно не уснёт, и тут же провалился в сон: треск костра, шум воды, стрёкот кузнечиков и спокойное дыхание друзей – лучшая колыбельная.
Утром в передовой стороже Данилу с остальными обережниками сменила вторая партия воинов во главе с Воиславом. Тем более им предстояло вновь налаживать взаимодействие с гриднями. Пока дежурившие в ночь завтракали, «Лебёдушка» и все прочие ладьи каравана спешно разгружали, чтобы как можно сильнее уменьшить осадку. С «Лебёдушки» так и вовсе почти весь груз пришлось снимать – другие-то ладьи были плоскодонными, а ладья Путяты с килем. На море она могла даже в сильный шторм плыть, но на порогах придётся помучиться.
Груз укладывали на длинные волокуши, у каждой сотни свои. После чего опорожнённые ладьи стали отчаливать от берега. Перед этим Данила с борта наблюдал странную картину: на одном из самых больших кораблей собрались почти все представители торговых сотен, судно вышло на середину реки, к борту у него была принайтована лодка, доверху набитая тюками. На самом стрежне канаты обрубили, и челнок понёсся прямо на пороги. Тра-а-аххх! Лодка разнеслась в щепки об один из камней. Причём его даже не было видно на поверхности.
Данила сглотнул: как они сейчас на ладьях через эти камни пойдут? Сразу захотелось обратно в сторожу, хрен с ними, с печенегами.
– Хорошо взял, – сказал Скорохват.
– Ага, – подхватил Клек.
– Вы про кого, про лодку, что ли?
– Да.
– А, так это жертва была, – понял Молодцов. – А какому богу?
– Не богу, а диду, – пояснил Ломята.
– Не понял, водяному, что ли?
– Не, водяным уже поднесли, что положено. А в каждом пороге сидит дух, дид. Каждый из них по-своему беду может навести: кто лодку перевернёт, кто на мель выбросит, а кто вот – о камни разобьёт. Им положено угощение заслать, чтобы без потерь порог пройти. Вот сейчас всё начисто взял, ничего не осталось – значит, доволен, и пойдём мы в безопасности.
– Да, губа не дура у этого дида.
– Что ты, вот Ненасыти порой до десяти лодок засылали, и всё равно какая-нибудь беда приключалась. Ну, это когда её можно было водой обойти.
– Лучшего оберега, чем твой собственный меч, нет, – изрёк в никуда Скорохват, и Данила был склонен с ним согласиться. – А теперь языки прищемите, глядите в оба, копчёные могут в любой момент наскочить.
Тоже здравая мысль. Большая часть челяди и приказчиков выгрузились из ладьи, на палубе остались только обережники и ещё трое самых крепких парней из гражданского экипажа. Они взялись за длинные шесты, а кто и прямо за вёсла, остальные впряглись в канаты и потянули «Лебёдушку», аки бурлаки. Только шли они по самой отмели, по колено в воде, и тащили ладью вниз по течению. Тем, кто стоял на палубе, надо было изо всех сил удерживать судно, чтобы оно не придавило своих же бурлаков, с этой же целью за кормой волочился плавучий якорь.
Идущие впереди тщательно осматривали и ощупывали дно, давали сигналы обережникам на палубе, как сработать шестами, чтобы обойти очередной камень. Работёнка та ещё, выматывающая. И всё же, несмотря на всю осторожность, киль несколько раз скрежетнул по каменистому дну, а борт натыкался на прибрежные камни.