Книга двух путей

Хаотические воды, перевожу я, удивляясь, что по-прежнему могу расшифровывать текст. Это может относиться к дождю, а может – и к наводнению. Может оказывать благотворное влияние: когда разливается Нил, орошая посевы, а может – и разрушительное: когда уничтожается город. Древние египтяне верили, что первой и самой необходимой составляющей Вселенной был хаос. Хаос мог смести тебя с лица земли, но он был началом начал, тем, откуда все родилось заново.

Поскольку Диг-Хаус не забит под завязку аспирантами, как во время настоящего полевого сезона, мне сразу находят место. Харби обустраивает для меня спальню чуть дальше по коридору от той комнаты, где я жила пятнадцать лет назад. Войдя внутрь, я вижу на кровати чистый матрас с принтом в виде персонажей из диснеевских мультиков и стопку белых простыней. В изголовье кровати – худосочная подушка. Кто-то нашел для меня крошечный тюбик зубной пасты. Одежда, в которой я приехала, аккуратно сложена на ночном столике.

– Спасибо тебе, – говорю я Харби.

А когда он закрывает за собой дверь, я сажусь на кровать и провожу ладонью по картинкам с Золушкой, Прекрасным Принцем, Красавицей и Чудовищем, Авророй и принцем Филиппом, Ариэль и принцем Эриком. Все они жили долго и счастливо и умерли в один день.

Я набрасываю на матрас подходящую простыню, и картинки исчезают. Пока я стелю постель, в воздух поднимается облачко пыли. Прокашлявшись, я ложусь на кровать и смотрю в потолок.

На потолке потеки воды в форме штата Огайо. У них тут что, лопнули трубы? Когда я жила здесь во время полевого сезона, мы плелись с раскопок в Диг-Хаус, а потом галопом бежали в душ, чтобы быть первыми, пока не вырубилось электричество, и неуверенно входили в кабинку, поскольку вода была обжигающе горячей – ты буквально видел огонь, когда включался бойлер. Бритье ног доставляло просто физическую боль, и я помню, как махала бритвой в воздухе, чтобы чуть-чуть охладить ее. Вода лилась по всему полу, и, прежде чем пускать следующего на очереди, приходилось шваброй сгонять ее в сток.

Потом я обычно сидела со специалистами по глиняной посуде, пока они просеивали ведра курируемого ими песка, и разговаривала с аспирантами помоложе, пытавшимися сложить черепки, будто трехмерный пазл, или проводила время со специалистами по костям, перебиравшими этот материал, нескончаемые резервы которого имелись на складе.

Поскольку телевизора у нас не было, по вечерам Дамфрис устраивал художественное чтение отрывков из романов Джеки Коллинз. Лично я, насколько помню, начала смотреть на профессора как на обычного человека, а не на полубога, только побывав с ним на раскопках в Египте. При более тесном контакте вы при всем желании не можете не замечать чьих-либо странностей и недостатков. Дамфрис, например, клал шесть кусков сахара в утренний кофе, своим богатырским храпом мог разбудить самого Осириса, а еще забавно хихикал, читая вслух слово «эрекция» в романе «Голливудские жены».

Каждый раз, приезжая в Египет на раскопки, я брала с собой самые толстые книги, которые могла найти, в надежде растянуть удовольствие. В первый полевой сезон это была русская литература, во второй сезон – Дэвид Фостер Уоллес. В 2003 году я читала фэнтези.

Однажды вечером Уайетт заглянул ко мне в комнату, когда я лежала на кровати с романом в руках.

– А что ты читаешь? – поинтересовался Уайетт.

Не потрудившись оторвать глаза от страницы, я ответила:

– О скайдайвинге.

– Научная фантастика? – спросил Уайетт, посмотрев на обложку.

– Фэнтези.

– А какая разница? – Я не ответила, надеясь, что он просто закроет за собой дверь, но Уайетт вошел в комнату и подсел ко мне на кровать. – Ну и о чем книга?

Это была любовная история, но я отнюдь не собиралась вкладывать Уайетту в руки оружие.

– О двух братьях, – ответила я. – Одного воспитали как будущего короля, а второй неожиданно обнаруживает – в той самой главе, которую я прямо сейчас читаю, – что именно он настоящий наследник.

Уайетт не понял намека. Он бесцеремонно взял у меня книгу из рук.

– Эй! – возмутилась я.

Он быстро просмотрел текст, его глаза загорались всякий раз, как он видел подчеркнутые мной абзацы. Я всегда так делала, когда авторам удавалось красиво описать какие-то вещи, чего у меня никогда не получалось.

– «Ты можешь планировать что-то очень долго, но жизнь все равно застанет тебя врасплох. И ты можешь пережить землетрясение и отнестись к этому так, словно у тебя с рождения земля уходила из-под ног», – задумчиво произнес Уайетт и бросил на меня острый взгляд. – Полагаю, в этом-то и состоит мораль твоей истории. Что нам не дано знать.

Он небрежно швырнул в меня книгу, но та оказалась слишком толстой и приземлилась на моем животе. Я застонала. Прежде чем я успела спросить Уайетта, что он имел в виду, его уже и след простыл.

Сейчас у меня нет с собой никаких романов, чтобы отвлечься. Впрочем, я могу дочитать диссертацию Уайетта. А если учесть, что он только что взял меня на работу, это не самая плохая идея.