Книга двух путей

Я осторожно шлепаю по Диг-Хаусу – темному и пустому. В комнатах, где живут египтяне, включено радио; тихо играет музыка и тянет дымком. В библиотеке на полу высится стопка книг, именно там, где я их и оставила. Я сую под мышку переплетенную диссертацию Уайетта.

– Что ты делаешь?

Я подпрыгиваю от неожиданности. Обернувшись, я вижу у себя за спиной Альберто. Он стоит, сунув руки в карманы, и смотрит на меня в упор.

– Ищу что-нибудь почитать? – Я слышу в своих словах знак вопроса, как будто в чем-то провинилась.

Взгляд Альберто сумрачный, оценивающий. Он смотрит на книгу у меня под мышкой, затем переводит глаза на мое лицо:

– Значит, тебя включили в платежную ведомость?

– Ну… типа того. Я и не жду, что мне будут платить. Я тут вовсе не потому.

Тогда почему? Альберто это не озвучивает. Но ему и не нужно.

Есть нечто тревожное в той тишине, которой он меня обволакивает. Я чувствую себя мухой, случайно попавшей в паутину. Да, я знаю, Альберто не слишком рад моему присутствию здесь. Вот только не пойму почему. Возможно, он считает, я застопорю их работу.

Ну если дело лишь в этом, лучшее, что я могу сделать, – доказать Альберто свое трудолюбие. Я выдаю широкую улыбку:

– Завтра большой день. Я пошла спать.

Пока я бреду обратно к себе, то буквально спиной чувствую его взгляд.

Вернувшись, я беру с ночного столика свою одежду и шарю в карманах штанов-карго в поисках телефона. Включаю телефон, но сигнала нет.

Тихий стук в дверь, и дверь открывается, прежде чем я успеваю ответить. На пороге стоит Уайетт, на его лицо падает тень, неизменной остается лишь синева глаз. Он видит у меня в руках телефон.

Я чувствую, как лицо заливает краска.

– Полагаю, мне следовало подключить международный роуминг, – шепчу я.

– У тебя есть все, что нужно? – вежливо интересуется Уайетт. – Харби постучится в четыре тридцать. Завтрак в пять в главной комнате. – Замявшись, Уайетт добавляет: – Я не собираюсь давать тебе поблажек.

– Знаю.

Его пальцы впиваются в дверной косяк.

– Надеюсь, ты также понимаешь, что твой план спрятаться от мира в гробнице, которой суждено стать центром внимания прессы, может не сработать.

– Принято к сведению.

Уайетт смотрит на лежащую возле меня переплетенную диссертацию:

– Если ты ищешь способ убить время, то у меня есть для тебя куда более интересный материал. У нас тут наверняка завалялась какая-нибудь Джеки Коллинз. Джо любит мангу. Или можешь почитать что-нибудь из моих поздних публикаций, вышедших уже после того, как я познал радость использования оксфордской запятой[8].

– Все нормально. Я хочу почитать вот это.

Он наклоняет голову. Лунный свет, просачивающийся сквозь окно в коридоре, серебрит его волосы и подчеркивает морщины в уголках рта. На какую-то секунду передо мной предстает его будущее.

– Ну, тогда спокойной ночи.

Уайетт говорит слова прощания, но не уходит. Как будто что-то не дает ему оказаться по ту сторону двери. Много лет назад, прокрадываясь в мою комнату, он подпирал ручку двери стулом, чтобы нам не мешали. И мы вдвоем оказывались забаррикадированными от всего мира.

– Уайетт? – Я чувствую, как от волнения пересыхает в горле. – Спасибо, что упомянул мое имя в диссертации.

Он смотрит на меня так трепетно, что мне становится ясно: он поместил то подстрочное примечание как аварийный сигнал из ракетницы, как SOS, посланный через континенты и океаны. И в конце концов, несмотря на все трудности, сигнал нашел адресата.

– Не стоит благодарности, Олив, – говорит Уайетт, закрывая за собой дверь.

Вода/Бостон

Гарвардская площадь иссечена дорогами – плохо составленный пазл. Университет вкраплен между секциями, со скоплением георгианских кирпичных зданий в Гарвардском дворе. В этом году Брайан преподает в здешней школе повышения квалификации. Хорошие деньги и непыльная работа, так как рассматриваемые темы – это предназначенные для дилетантов версии того, что он преподает будущим физикам во время академического года.

Я проскальзываю в лекционный зал как раз в тот момент, когда Брайан ставит первый слайд, и пытаюсь посмотреть на своего мужа чужими глазами.

У него черные как смоль волосы с серебряными прядями, которые только-только начинают появляться. Он высокий, худой и поджарый, и, насколько мне известно, по крайней мере одна аспирантка написала оду его глазам – там даже было что-то о луче солнечного света, пронзающем лес, – после чего я неделями дразнила Брайана. На нем форменная одежда классического профессора: измятая рубашка на пуговицах, видавший виды блейзер, штаны-хаки, оксфорды. Он из тех парней, у которых так и хочется поправить воротник, разгладить пиджак, убрать с глаз непослушную прядь, чтобы он застенчиво, будто доверяя секрет, посмотрел на тебя с затаенной улыбкой, действующей как электрический разряд в самое сердце.

Я оглядываю лекционный зал. Поскольку это курс повышения квалификации, в зале присутствуют слушатели не только студенческого возраста. Здесь и немолодые пары, и дамы в штанах для занятий йогой, и профессионалы, которые могут позволить себе длинный перерыв на ланч.