Книга двух путей

– А разве любовь – это не искусство? – спрашивает она. – В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом Абрамович и Улай задумали свой последний перформанс. Они должны были пойти навстречу друг другу по Великой Китайской стене, с противоположных концов, встретиться ровно посередине, а затем пожениться. Перформанс назывался «Влюбленные». Но пока они планировали представление, Улай сообщил Марине, что у него есть другая женщина. Они расстались, но тем не менее решили завершить задуманное и пройтись по Великой Китайской стене. Их отношения вылились совсем не в то, на что они рассчитывали, но что могло быть более реальным, чем это действо? Итак, они стартовали. Их разделяло почти шесть тысяч километров. Абрамович лелеяла в душе надежду, что они снова могут быть вместе. Три месяца спустя они встретились. Однако Улай шел Марине навстречу совсем не так, как они запланировали. Он остановился и стал ждать в точке между двумя зубцами, поскольку там можно было сделать отличное фото воссоединения влюбленных. И в тот самый момент Марина Абрамович поняла, что не хочет возвращения Улая. – Вин покачала головой. – Отношения – это вовсе не про удачное фото. Это преодоление гор и пустынь; долгая дорога туда, где, как тебе кажется, и есть твое место; объятия партнера и осознание того, что ты для них не годишься. Вот что такое искусство.

– Надо же! – затаив дыхание, восклицаю я. – Ты меня убедила.

Я смотрю на Вин, размышляя о том, что предстоит еще много чего узнать об этой удивительной женщине, а времени осталось совсем мало. Интересно, что произойдет, когда мы встретимся посередине пути?

– Мы с тобой еще та парочка, – задумчиво произносит Вин. – Любовь и смерть.

И тут в комнате с чашкой кофе в руках, которого мне не очень-то и хотелось, появляется Феликс.

– Я что-то пропустил? – спрашивает он.

Когда ты ждешь чьей-либо смерти, то теряешь счет времени. Часы перетекают в дни, дни неожиданно становятся неделями. Ты забываешь принимать душ, забываешь поесть. Ты спишь, переживаешь, дежуришь по ночам, находясь в том мире, где исчезли циркадные ритмы.

После маминой смерти я так ослабла, что не могла спать и удерживать пищу. Я даже решила, что переживаниями довела себя до аутоиммунного расстройства, пока мне не сделали анализ крови и врач не сказал, что я беременна. И только тогда я поняла, что, когда мама лежала в хосписе, я в поисках бездумного утешения в сексе с Брайаном совсем забыла о соблюдении контроля за рождаемостью.

Я ломала голову, как сообщить Брайану о своей беременности, но потом меня так сильно прижало, что мой организм уже с трудом функционировал. Каждый раз, как я репетировала, что скажу Брайану, перед глазами возникала мама, которая, крестясь, предупреждала: «Если пойдешь беременная на похороны, то поселишь печаль прямо внутри себя».

В конце концов, сказав Брайану, что должна с ним серьезно поговорить, я отвезла его в Бостонскую бухту. Мы сидели на берегу, бросая чайкам кусочки итальянского печенья, которое я купила в кондитерской «У Майка». И наконец я сообщила, что беременна.

Тогда я еще не знала, как он отреагирует. Одно дело в часы отчаяния искать забвения в телесной близости, и совсем другое – завести ребенка.

Но реакция Брайана оказалась весьма пылкой. Я видела, как он постепенно осознает новость, как крутятся колесики у него в голове.

В какой-то ужасный момент я решила, что сейчас он сделает мне предложение.

Я все еще думала об Уайетте. Естественно. Несомненно, я предала Уайетта. Пусть даже он об этом не знал. Пусть даже я могла оправдать свое поведение тем, что нуждалась в возможности дать физический выход эмоциям, убежать от действительности и залепить пластырем еще свежие душевные раны. И хотя втайне я лелеяла мысль восстановить отношения с Уайеттом, беременность поставила крест на этих мечтаниях. Если честно, я не нашла подходящих слов объяснить ему то, что сделала и зачем мне это было нужно.

– Дон, – рассудительно произнес Брайан, – нам ведь хорошо вместе. Как по-твоему? И если в том, что ты потеряла маму, а я – бабушку, мы могли бы увидеть светлую сторону… то, наверное, это она и есть. – Он взял меня за руки. – Пойдем со мной.

Я облегченно выдохнула. Брайан предлагал мне выход из положения: шоры, чтобы я могла смотреть только вперед, но не назад.

– У меня ведь есть дом, где ты можешь жить. И я помогу тебе позаботиться о Кайране.

Сперва практические решения. Мало-помалу. Впереди как-никак восемь месяцев, чтобы все обдумать.

Тогда я еще не понимала, что если посеешь семена, то получишь в том числе и корешки.

Брайан с благоговением посмотрел на мой живот:

– А ты уверена? У нас действительно будет…

Я лелеяла мысль вернуться в университет и закончить диссертацию. Может, не прямо сейчас, может, через несколько лет. Ведь в глубине души я по-прежнему считала себя египтологом, просто временно находящимся в отпуске.

Но Брайан сказал «у нас».