– Профессор Дамфрис, – начала я, – думаю, вам стоит на это взглянуть.
Дамфрис подошел ко мне. Уайетт встал с другой стороны и начал переводить, выпендриваясь, как всегда.
– Здесь действительно праздновали. – Голос Дамфриса даже изменился от волнения. – Дипинто очень похоже на то, что в Хатнубе. – Скрючившись, профессор дважды прочел текст вслух, после чего выпрямился и стряхнул пыль с рук, похлопав себя по бедрам. – Некогда, во время правления Сенусерта, Джехутихотеп Второй останавливался здесь, чтобы переночевать в гробнице своего предка Джехутинахта. Из наскальных надписей в Шейх-Саиде нам известно о существовании некоего Джехутинахта, который взял на себя заботу о древних гробницах, но никто не знал, к какой ветви семейного древа он принадлежал и где именно был похоронен. – Дамфрис посмотрел на нас с Уайеттом и расплылся в широкой улыбке. – По крайней мере, не знал до настоящего момента, мои цыплятки.
Уайетт, стоявший за спиной у профессора, поймал мой взгляд. Секрет вклинился между нами, словно звезда: остроконечная и ослепляюще обольстительная.
В честь этого события Дамфрис выставил бурбон. Очень много бурбона. Мы сидели на крыше Диг-Хауса под теми же созвездиями, которыми любовались фараоны, и профессор произносил тост в нашу честь:
– За мочевой пузырь Уайетта и острый глаз Дон, благодаря которым этот сезон раскопок стал воистину захватывающим.
После чего профессор объявил, что в оставшееся короткое время пребывания в Дейр-эль-Берше группа разделится на две команды: одна продолжит работу в гробнице Джехутихотепа, а другая, под нашим с Уайеттом руководством, скопирует только что обнаруженное дипинто и подготовит материалы для публикации. И поскольку мы должны были выполнить двойной объем работы за тот же промежуток времени, работать предстояло до девяти вчера.
Когда я уходила, Уайетт еще выпивал с молодыми аспирантами. Мы с Дамфрисом спустились по лестнице буквально плечом к плечу. Но в том месте, где нам предстояло разойтись по своим комнатам, Дамфрис остановился, раскачиваясь на каблуках, сунул руки в карманы и посмотрел на меня из-под тяжелых полуопущенных век:
– Дон, я очень рад, что Чикагский университет уступил тебя нам. – После чего слегка поклонился и побрел прочь.
Опьяневшая от бурбона и неожиданной похвалы профессора, я отправилась к себе. Стены Диг-Хауса странно кренились, а пол уходил из-под ног. Я закрыла дверь, не раздеваясь, бухнулась в постель и тут же заснула. Но проснулась, спеленатая коконом тьмы, оттого, что чья-то рука зажимала мой рот. Барахтаясь в простынях, я широко открыла глаза, а когда привыкла к темноте, увидела Уайетта. Окутанный лунным светом, он сидел на краю постели.
– Тсс… – Уайетт приложил палец к губам и прошептал: – Пошли.
Мама всегда говорила, что люди с рождения делятся на ведущих и ведомых. «Будь первой, Мэйдн, – твердила мама, – а иначе будешь видеть лишь спину того, кто храбрее тебя». Я всегда считала себя лидером, но, если честно, в ту ночь я была готова пойти за Уайеттом куда угодно, хоть на край света. Впрочем, Уайетт ограничился тем, что поднял бутылку бурбона из личной коллекции Дамфриса.
– Ты что, украл это? – спросила я, но Уайетт лишь ухмыльнулся в ответ.
Мы выскользнули из Диг-Хауса, держась за руки. Его ладонь – теплая, идеального размера – казалась неотъемлемой частью меня; даже странно, как я раньше не замечала, что мне чего-то не хватает.
Пустыня ночью была царством призраков и теней: шершавый, пульсирующий язык зверя под ногами, глаз луны, выглядывающий из-за черной пелены облаков, небо – точно разверстая рана. Я бы нисколечко не удивилась, если бы возникший на нашем пути василиск захотел обратить нас в камень или преградивший дорогу сфинкс предложил отгадать загадку. Мы шли молча, не решаясь разговорами разрушить чары.
Уайетт прихватил с собой фонарик, но включил его лишь тогда, когда мы достигли
– За Джехутинахта! – провозгласил он. – Мы собираемся его найти.
– Мы? – удивилась я.
Уайетт кивнул.
Дамфрис вроде не говорил, что мы будем искать гробницу. У профессора было полно работы в другой гробнице, а искать ветра в поле, точнее, гробницу Джехутинахта стало бы пустой тратой времени. Профессор был слишком занят, к тому же собирался на пенсию, а потому не хотел рисковать, но все это вовсе не означало, что нам с Уайеттом следовало бросить начатое.