Книга двух путей

– Перестань воспроизводить надпись на той стеле, – проскрежетал он сквозь стиснутые зубы; наши глаза встретились, когда он закончил цитату: – «Меня подвергли обрезанию вместе со ста двадцатью мужчинами. Я никого не ударил, и никто не ударил меня. Я никого не оцарапал, и никто не оцарапал меня». Я знаю, о чем ты думаешь. – Одним молниеносным движением он поменял нас местами. – И откровенно говоря… если ты все еще сомневаешься, то я не слишком хорош в этом деле.

Он зажал мои ноги между своих бедер, старясь не давить всем телом. А затем раздел, снимая предметы одежды, словно обрывая лепестки лотоса: любит – не любит.

Любит.

Он облил меня бурбоном, а затем вылизал досуха; его губы двигались от одной груди к другой. Потом он лег сверху, между нами заскрипел песок. Боль и наслаждение; по какой-то причине это казалось правильным. Ведь мы были врагами, а теперь я не могла вспомнить, что мы не поделили.

– Дон… – прошептал Уайетт.

В свое время имя считалось частью души, и теперь я поняла магический смысл. Вот почему в Древнем Египте картуш[11] всегда был окружен символом вечности – кольцом

shen – для защиты от враждебных сил. Вот почему фараон вырубал имя своего предшественника. Вот почему, пока твое имя дрожит у кого-то на губах, ты все еще жив.

Я заглянула в глаза Уайетта, когда он вошел в меня. Мы двигались в унисон – постоянно звучавший в голове музыкальный аккорд, который я не могла воспроизвести вслух.

Мы затерялись во времени, где другие пили и танцевали. Звезда вспыхнула на горизонте, роняя мерцающий зеленый свет.

Мы были древними людьми.

Его руки путались в моих волосах.

Счищали песок с моего живота.

Царапины, порезы, зубы, локти.

Уайетт обвился вокруг меня, словно Мехен, змей, обвивавшийся вокруг бога солнца Ра в «Книге двух путей», защищая его от хаоса.

Я потеряла счет времени и уже не знала, сколько раз мы с Уайеттом кончали вместе и разъединялись. Но и тогда или он тянулся ко мне, или я тянулась к нему, и так до тех пор, пока расстояние между нами не становилось линией между морем и небом, настолько нечеткой, что невозможно было различить, где чье тело.

Мы заснули. Ночь заботливо накрыла нас своим одеялом, но, когда это одеяло начало истончаться, я поняла, что Уайетт, как и я, не спит.

– О чем ты думаешь? – спросила я.

– Сехмет, – ответил он.

Сехмет являлась обратной стороной Хатхор, богини неба и супруги Ра. Как Хатхор, она олицетворяла радость, веселье, красоту и любовь; ее изображали в головном уборе в виде солнечного диска между коровьими рогами. Но как Сехмет, она была богиней-львицей, свирепой охотницей, которая защищала фараонов и вела их в бой. Хатхор, впавшая в ярость, с предменструальным синдромом, превращалась в Сехмет, а умиротворенная Сехмет – в Хатхор. Во время восхода Сотиса Сехмет/Хатхор становилась Сотис – дочерью Ра.

В гробницах Нового царства, таких как усыпальницы Тутанхамона и Сети I, находили тексты под названием «Книга Небесной Коровы». Там описывалось, как люди восстали против Ра и тот в отместку решил уничтожить человеческий род. Бог солнца послал Сехмет свершить акт возмездия, но в ночь накануне массового истребления передумал. Проблема заключалась в том, что он уже дал поручение Сехмет. Тогда как можно было предотвратить хаос разрушения?

Ответ: мужчинам нужно было сварить много пива, женщинам – измельчить в порошок красную охру. На исходе ночи люди взяли подкрашенное пиво и разлили его по полям. И когда с целью истребить человечество появилась Сехмет, она, увидев море красного пива, приняла его за кровь. Мучимая жаждой крови, она вылакала все пиво и так надралась, что и мухи не смогла обидеть, не говоря уже об уничтожении человечества.

Во время празднований разлива Нила египтяне пили всю ночь напролет, изображая Сехмет и умиротворяя ее с помощью пива, чтобы она проглотила избыток разлившихся вод, когда они, покраснев от поднятого со дна ила, угрожали смыть прибрежные деревни.

Я слегка заворочалась в объятиях Уайетта:

– Ты сейчас думаешь о надравшейся девице с жаждой крови?

– Полагаю, – улыбнулся он, – ты и есть та подвыпившая девица с жаждой крови.

– Ты мне нравишься гораздо больше, когда молчишь.

Уайетт рассмеялся:

– А ты знаешь сказку о пастухе?

Эта история относилась к периоду Среднего царства, но я не читала ее. Я покачала головой.

– Итак, рассказчик встречает на болотах Сехмет до того, как та успела снова обратиться в Хатхор. Сехмет в обличье дикого животного, и пастух едва не наложил в штаны из страха, что она вот-вот его сожрет. Но на другой день во время празднования она снова становится женщиной, готовой для нового года. – Уайетт уткнулся лицом во впадинку у меня на ключице. Я кожей чувствовала его запах. – Похоже, я пришел в пустыню вместе с львицей, а в результате держу в объятиях богиню.

Мы вместе любовались восходом солнца, в честь которого мама звала меня Мэйдн. Небо окрасилось розовым и оранжевым – Вселенная возрождалась.