Можно предполагать, что редактора взбесил совет Кохелета не только «Не быть очень праведным», но – гораздо сильнее того – «не быть очень нечестивым». Абсолютно все сочинители абсолютно всех назидательно-богословских научений как общее место требуют от научаемых «Быть праведным», – так этот вольнодумец мало того что поставил под сомнение пользу праведности, но и позволил себе высказывание, несравнимо более крамольное, даже шокирующее: «Не будь очень нечестивым». По мнению добропорядочного редактора, следовало бы сказать прямо: «Будь праведным! Не будь нечестивым!», а тут – о ужас! – «Не будь очень нечестивым». То есть полагает Автор – «нечестивым» быть в принципе можно, это может принести даже некоторую пользу, – но быть им лучше не во вред себе и людям. И далее у Автора следует вполне практичный, трезвый вывод: о том, что и праведным надо стремиться быть, и «нечестивым» иной раз быть небезвыгодно, не стремясь целиком избрать или изгнать что-то одно – как и подобает мудрецу. Редактор просто не мог обойти своей допиской столь крамольное место, на свой лад закончив рассуждения Автора о сравнительной пользе праведности и нечестия.
Непосредственно перед этим, перед своими рассуждениями о сравнительной пользе праведности и нечестия, Автор замечает, что он всякого насмотрелся в мире (ст. VII.15) – и гибнущих праведников, и процветающих нечестивцев, – отсюда и исходит его трезвый и практичный вывод «держаться одного – но и от другого не отнимать руки». Вставка «Но боящийся Бога всего избежит!» откровенно игнорирует и наблюдения, и выводы Автора. Словно и не было упоминания о гибнущих праведниках – следует общий для всех и вся категорический рецепт: «Боящийся Бога всего избежит!» Таким образом, эта реплика очевидным образом противоречит даже логике, мысли авторского текста. Будем считать – судя по всё той же категоричности и непримиримости вставки – что она тоже принадлежит Второму редактору.
Сравнительно слабый дополнительный аргумент в пользу принадлежности редактору этой строки состоит в том, что она (как и вставка ст. VIII.12-13) начинается с частицы «ки́» (כי) – «ибо», «ведь», которая, как уже говорилось ранее, может вообще не переводиться, выполняя некую функцию эмоционального и смыслового усиления (т.е. здесь что-то вроде: «Но [но однако, но ведь] боящийся Бога всего избежит!»). Это очень напоминает ту экспрессию, в которой выдержана тирада ст. VIII.12-13. И еще один очень слабый аргумент: использование во вставке оборота «йарэ́ Элохи́м» – «боящийся Бога» – как и во вставке ст. XII.13-14, как и во вставке ст. VIII.12-13. Сам Автор, здесь надо сказать, для подобных словоупотреблений никогда не использует обороты «йарэ́ Элохи́м», «то́в лифнэ́ Элохи́м» и очень редко – когда это необходимо, как в IX.2 – «хотэ́». Для противопоставлений «добро-зло» он неизменно пользуется парой «цади́к – раша́» («праведник» – «нечестивец»): см. стихи III.16-17, VII.15-17, VIII.14, IX.2 и др.
Необязательное отступление
Крайне интересно проследить эту не столь уж бросающуюся в глаза разницу в лексике между Автором и редакторами: Кохелет ВООБЩЕ никогда не пользуется вполне обычными и для подобного рода назидательной литературы, и даже для просторечной лексики оборотами «боящийся Бога», «бояться Бога», «благоговеть перед Богом». Это не может быть просто незначащей случайностью: уже одно это весьма и весьма показательно, и уже одно это многое говорит об Авторе и его отношении к Богу. То есть, надо думать, такого Бога и бояться не стоит, и благоговеть перед ним – тоже. Автор вообще весьма далёк от религиозной назидательности (наподобие: «Бога бойся, заповеди его исполняй!» – вставка ст. XII.13-14) и всегда использует точные, но обычные и довольно нейтральные слова «цади́к – раша́», что, как уже сказано, означает просто: «праведник – злодей».
Конец отступления
С определённой долей вероятия мы можем отнести ко вставкам концовку «блока религиозных поучений» (ст. IV.17 – V.8) – строку:
V.8б Ибо бойся [ты] Бога!