— Глупый человек, что ты мелешь? Конечно, мы ее искали же! Но она не хочет, чтобы мы ее нашли.
— Почему?
— Не знаю же! Ее медальон… Он вдруг рассыпался в пыль. Это был подарок Отца же! Почему так случилось? Ты знаешь что-нибудь об этом, дылда?
— Вот так уже лучше, малявка. Да, волей случая я знаю причину.
— Говори же!
Я выразительно окинул взглядом пыльный чулан и повернулся к Джуну.
— Не кажется ли тебе, что гостя надо расспрашивать в более уютной обстановке, Сакурада-кун?
— Нани?.. — непонимающе склонил он голову набок. Зато взорвалась Деса:
— Какая наглость же! Приходит в дом без спроса, хамит хозяевам, да еще и лапы на стол же! Да если хочешь знать, это нам решать, гость ты или просто бандит с улицы же!
Я молча зажал уши. Кажется, это ее озадачило, потому что она замолчала. Наконец-то. Как они живут в этом бедламе? Бедная Нори.
— Вместо того, чтобы метать молнии, Третья, пораскинь лучше своими маленькими мозгами. Оба вы сейчас не в том положении, чтобы диктовать условия. Да, в данный момент у нас общая цель. Вы хотите найти Шинку — я хочу найти Шинку. Вы хотите ее спасти — я тоже… в какой-то мере. Но вам не справиться без меня, а вот я свои поиски в любом случае закончу. Я обладаю информацией, которой не обладаете вы. Но если она вам не нужна — счастливо оставаться, я пошел.
— Скатертью дорожка же! Мы и сами ее найдем!
— Тогда желаю удачи. Вот только последний вопрос на дорожку: как ты думаешь, захочет ли она возвращаться после нашей встречи?
— О чем ты?
— Ну, у вас же нет никаких гарантий, что я не шепну ей на ушко еще пару слов… о вас. Моим-то планам это не повредит.
— Ах ты мерзкий, гадкий, подлый, уходи сейчас же!..
— Как всегда, импульсивна и глупа. Адиос, мучачос.
Я уже повернулся к зеркалу, когда в ситуацию наконец вмешался Джун, на которого вся внешняя сторона спектакля, собственно, рассчитана и была. Схватив меня за рукав — я нарочито не стал вырываться, — он что-то рассерженно забалабонил Суисейсеки. Та заверещала, как ополоумевшая сигнализация. Ёрш твою медь. Надо было захватить с собой беруши.
Препирались они минуты две, сперва на почти ультразвуковых тонах, а потом все тише и спокойнее. Благословенная тишина. Я не поворачивался, но и не делал попыток уйти. Наконец Суисейсеки негодующе фыркнула и хмуро посмотрела на меня.
— Малявкин считает, что ты можешь войти, глупый человек. Нори еще в школе, так что хватит с тебя и чая же. Пошли в столовую.
— Увы, не могу. Я предпочел бы не удаляться от зеркала, — как там Суок, интересно? — Принеси чай сюда.
— Что-о-о?! С какой стати же? Это дом Малявкина, пускай он тебе и прислуживает, я этим не занимаюсь же!
Я насмешливо посмотрел на разлитое молоко. Перехватив мой взгляд, она покраснела и задрала нос.
— Это совсем не то, о чем ты подумал, дылда. И вообще, с какой стати я должна перед тобой отчитываться?
— До того, как ты смотришь на этого парня, мне дела нет… — предвидя новый взрыв брани, я поспешил закончить: — …но от зеркала я не уйду. И без чашки хорошего чая с вами общаться не стану. Выбирай.
Выбор был невелик, что тут скажешь… Огрев меня взглядом, она скрючила кислую мину и, что-то процедив Джуну, удалилась, стуча каблуками, как приговоренный на эшафоте. Парень искоса посмотрел на меня дикими глазами, как на помешанного, открыл было рот, но потом пожал плечами и ушел вслед за Суисейсеки. Через минуту он вернулся с какой-то штукой — не то скатертью, не то одеялом, — которую расстелил передо мной.
Я с наслаждением уселся на этот дастархан, скрестив ноги. Обожаю быть хозяином положения.
Джун неуверенно скопировал мою позу, помялся и решительно уселся на пятки. Все-таки японцы либо ненормальные, либо железные. Сам я никогда не мог долго сидеть в этом дурацком и неудобном положении, что во время занятий ба-гуа создавало массу проблем.
Вскоре в комнату вошла мрачная, как миноносец, Деса. Поднос с чайником и чашками она держала, как Лукреция — свой кинжал. У-тю-тю, какие мы гордые. Прежде чем она поставила его на скатерть, Джун вдруг пристально поглядел на мою чашку, схватил ее и отхлебнул. Подсознательно я ожидал какой-нибудь гадости вроде соли или таракана на дне, так что не возражал. Но, кажется, она решила не перегибать палку. Удивленно взглянув на нее, он долил чая в чашку и протянул мне.
— Глупый Малявкин, — сердито буркнула она почему-то по русски. — Делать мне больше нечего же, кроме как травить вас… Эй, ты что делаешь?!
У Джуна отпала челюсть. Я приподнял бровь, уже убирая зажигалку в карман.
— В чем дело? У вас не курят?
— Нет, не курят же! У нас здоровый дом же!
— Прошу прощения. Но ведь я уже закурил, а потушить ее здесь вроде бы нечем. Потерпите.
— Затуши сейчас же! Скоро придет Нори, она подумает, что это Малявкин курил, и… — она вновь залилась краской. — Н-неважно, дылда, кури, если хочешь! Меня это не касается же! И не смотри на меня так!
Надо ли говорить, что в тот момент я вообще на нее не смотрел?