Книга Мертвых

– А я уже собран. – Кальман, ухмыляясь, раздвинул полы широкого плаща и продемонстрировал четыре фляжки, прицепленные к поясному ремню. – Главное я прихватил. Остальное приложится. И последний совет, Томский: оставь здесь пару банок тушенки. Гнаться за нами не станут, но, на всякий случай, злить Рудольфа не следует.

– Логично.

Толик поставил на деревянный топчан несколько банок лакомства для турбинопоклонников.

– Валим, Кальман.

Покинуть убежище жителей Власихи оказалось даже проще, чем это происходило во сне. Томский нафантазировал что-то про пьяного часового у двери – его там не было вообще. Не было и бетонки, ведущей к Жуковке. А луна выглядела привычным пятном – размытым и смазанным кистями серых туч. Идти пришлось по пересеченной местности, и уже через пару километров Томский вынужден был объявить привал.

Кальман был не против. Он тут же снял противогаз и приложился к фляжке. Предложил выпить и Толику, но тот отказался – нога болела так, что он мог свалиться и без помощи алкоголя.

– Ты, Серега, что-то о гараже вчера говорил. Про джип.

– Есть такое. Своими глазами видел. Серьезное строение – не гараж, а крепость. И мужик, который там обосновался, тоже серьезный. Я поэтому и подходить ближе побоялся. Парень тот, вроде тебя – чуть что не так, сразу за «калаш».

– Покажешь?

– Не проблема. Километров через пять мы мимо проходить будем.

– А джип рассмотрел?

– Здоровый, как танк. И прибамбасов защитных на нем навешано – от колес до самой крыши.

Томский все больше склонялся к мысли о том, что гараж, о котором говорил Кальман – логово Рамзеса, а джип с прибамбасами – тот самый, что расшколошматили гипносы во главе с Хмельницким. Если предположить, что Садыков мертв, то его гараж – единственная ниточка к спасению жителей Жуковки. Толик не сомневался, что строение соединено подземным переходом со столицей Рублевской Империи. Если повезет, то он без всякой Книги Мертвых сможет помочь Корнилову. Пять километров – пустяк. Ради такого дела стоит постараться.

– Ты отведешь меня к гаражу, Кальман.

– Кхе-кхе-кхе, – закашлялся Телещагин, поперхнувшись самогоном. – Если я не ошибаюсь, ты хотел в Жуковку.

– Думаю, туда мы попадем как раз через твой гараж.

– Гм… Очень может быть. И как я сам не додумался! Подземный ход!

– Ну, раз додумался, топаем дальше.

Руины остались позади. Толик и Сергей вышли за пределы города и шли теперь по пустынной местности, то поднимаясь на холмы, то спускаясь в низины. Тишину нарушало только шуршание травы, которая доходила почти до пояса, да бульканье с присвистом – Кальман то и дело прикладывался к своей фляжке. Он делал это так часто, что решил не пользоваться противогазом и просто запихал его в свой вещмешок.

Через час откуда-то издали стали доноситься звуки, похожие на раскаты грома. Только был это не гром, а грохот выстрелов и буханье гранат – в Жуковке шел бой, и Толик, превозмогая боль в ноге, ускорил шаг. Винтовку он использовал как костыль.

– Гараж будет за следующим холмом. Если не напоремся на Черного Геймера, считай, что мы уже там, – сообщил Кальман. – Боже мой!

Томский начал оборачиваться, чтобы узнать причину возгласа, но в этот момент кто-то вырвал винтовку из его руки. Толик рухнул в траву. Он услышал еще один вскрик Кальмана и непонятную возню. Тот, кто вырвал у Томского винтовку, больше не пытался напасть и продолжить начатое – отобрать автомат.

«Странная тактика», – подумал Анатолий и встал. Он увидел Кальмана, застывшего с разинутым ртом, и нападавших, которые уже не собирались прятаться. Это были гипносы – четверо взрослых мужчин. Абсолютно голые, грязные и волосатые, они просто стояли, окружив Толика и Сергея. Один небрежно, как дубиной, помахивал трофейным «Крысом». Томский нащупал пальцем курок «калаша». «Придется валить всех», – сразу принял решение Толик. По опыту общения с гипносами он знал, что переговоров не будет.

«Умные твари, – не спуская пальца с курка, думал Томский. – Достаточно хитрые для того, чтобы подкрасться к жертве в высокой траве, но недостаточно смекалистые, чтобы оценить грозную мощь огнестрельного оружия. Ну, а раз так… Прощайте, братцы».

Томский навел ствол на гипноса, который стоял ближе всех, но на курок нажать не смог. Палец его вдруг одеревенел.

– Белый клоун, белый мученик, – нараспев произнес Кальман каким-то тонким, по-детски писклявым голоском. – Ради смеха пьяно-жгучего…

Три пары глаз, не отрываясь, смотрели на Анатолия. До того, как он понял, что уже не сможет опустить голову, успел пожалеть о своем гэмэчельском прошлом. Если бы у него осталась хоть частичка той страшной силы, он мог бы сопротивляться дружкам профессора-людоеда.