– Как свои пять пальцев. Только ты со своей ногой неделю хромать будешь. Можно, правда, и напрямки срезать, но я хоть и клоун, а этой дорогой не пойду.
– Что за дорога, и почему не пойдешь?
– Бетонка. Ну, от бетонки, само собой, только название осталось. Однако идти можно. Не заблудишься. Это вон там. – Кальман вскинул руку, указывая направление. – А я досыпать. Когда наши очухаются, решат, что ты сбежал. Приятно было познако…
Закончить фразу Телещагин не успел. Томский схватил его за шиворот и приподнял над землей.
– Я тоже не клоун. Если не хочешь вернуться в свою ночлежку с переломанными ребрами, колись, почему самая короткая дорога – не самая лучшая. Обещаю – с собой тебя не потащу.
– Отпусти! – взмолился Кальман. – И без того вижу, что ты – мужик серьезный. А идти короткой дорогой не стоит потому, что она аккурат мимо развалин проходит, где когда-то люди Черного Геймера жили. А про него тебе уже рассказывали.
– Ну, если дело только в Черном Геймере, то я пошел.
Томский отпустил Кальмана и, не прощаясь, двинулся в указанном направлении. Через минуту оглянулся. Сергей плелся позади. Он нагнал Толика и доверительно сообщил:
– Лучше уж прямо в пасть Черного Геймера, чем с турбинопоклонниками оставаться. Я с тобой, Толян.
Они вышли на бетонку, о которой говорил Кальман и от которой, как он точно заметил, осталось только название. Плиты давно растрескались, и растительность, пробившаяся через щели, медленно, но верно разрушала некогда прочную дорогу. Однако идти по ней было гораздо лучше, чем пробираться по заросшим кустарником холмам, в которые превратились руины зданий Власихи.
Ночь эта была особенной: небо расчистилось от облаков, и луна светила в полную мощь, играя с тенями, которые отбрасывали люди и предметы.
Томский спешил пройти как можно большее расстояние, пока это позволяла больная нога. А Кальман, хоть и старался идти рядом, постоянно отставал, потому что оглядывался и вертел головой по сторонам.
– Не дергайся, Серега. Как видишь, нет здесь никаких геймеров. Да и прочей живности тоже не наблюдается.
Сказав о живности, Толик вспомнил треп Садыкова о распыленном над Жуковкой ферменте агрессии – живность наверняка рванула в столицу Рублевской Империи.
– Толик, Толик, смотри! – Кальман остановился. – Вон там. Свет…
– Какой еще…
Томский осекся, потому что Телещагин был прав: среди руин поблескивал желтый огонек – явно электрического происхождения. Он был неподвижен.
– Это… Не фонарь.
– Это Геймер! Черный Геймер. Как раз здесь он и жил! Пойдем, Толян. Быстрее, пока он нас не засек.
– Ну-ну. – Толик только крепче сжал автомат. – Не в моих привычках оставлять за спиной то, что может мне навредить. Жди здесь. Я сейчас.
– Не ходи туда! Зачем? До Жуковки уже рукой подать. Ты увидишь ее уже за тем холмом.
– Не городи ерунду. Совсем от страха спятил? За каким холмом? Нам еще пилить и пилить. Сказано тебе – жди!
Оставив дрожащего Кальмана на дороге, Томский, уверенный в том, что дело придется иметь с человеком или с людьми, направился на огонек. Однако по мере приближения к цели уверенность эта таяла и окончательно испарилась после того, как он увидел насаженный на ржавую арматуру человеческий череп, обвязанный колючей проволокой, очень напоминавшей терновый венец. Шутки-шутками, а это было уже чересчур. Толик так засмотрелся на оскаленный в жуткой улыбке рот, что забыл о том, что следует смотреть под ноги.
Что-то хрустнуло. «Что-то» оказалось берцовой костью человека. Еще через пару метров Томский наткнулся на целую груду костей, черепов, истлевших обрывков защитных комбинезонов, гнилых остатков обуви и ржавых автоматов. Здесь нашли свой конец явно не меньше пяти парней, и вряд ли они погибли в бою. Скорее всего, не успели даже выстрелить. Нападение было неожиданным, иначе парни рассредоточились бы, а не рухнули в общую кучу. «Кто мог положить половину взвода? Черный Геймер? А череп в венце из «колючки» – его знак? Предупреждение для незваных гостей?»
Томский добрался до узкого прохода между двумя бетонными колоннами. Усыпанная обломками кирпича тропа между ними вела в подвал здания. Источник света, замеченный с дороги, находился там.
Прежде чем войти внутрь, Толик посмотрел туда, где его дожидался Кальман. Но тот исчез. Испарился. На залитой лунным светом дороге отчетливо просматривался каждый кустик, и Кальман не мог бы спрятаться, даже если бы очень захотел. Но его не было. «Сбежал? Вернулся к своим?»
Томскому очень хотелось бы верить в это, но теперь он понял – все, что происходило этой ночью, было необычным: и легкость, с которой они покинули жилище власихинских турбинопоклонников, и безоблачное небо, и близость Жуковки, и исчезновение Кальмана. Было во всем этом что-то… театральное, похожее на спектакль, поставленный плохим режиссером.