Другая гипотеза заключается в том, что истина существует внутри моих ощущений. В этом случае она является либо суммой всех ощущений, либо одним из них, либо их частью. Если она — одно из ощущений, чем она отличается от прочих? Если она — ощущение, она по сути своей не отличается от остальных, а для того, чтобы она отличалась, она должна была бы отличаться по сути. А если она — не ощущение, то она не ощущение. — Если она — часть моих ощущений, то что это за часть? У ощущений есть две стороны — я их испытываю и представляю как нечто испытанное, вследствие чего они отчасти мои и отчасти являются «чем-то». Одна из этих частей, Истина, является, должна являться частью моих ощущений. (Если группа ощущений, соединяясь, каким-то образом составляют одно-единственное ощущение, то оно попадет в когти рассуждения, которое ведет к предшествующей гипотезе.) Если она — одна из двух сторон, то какая? «Субъективная» сторона? Но эта субъективная сторона представляется мне в одном из двух видов — либо в виде моей «индивидуальности», либо в виде «моей» множественной индивидуальности. В первом случае она есть одно из многих других моих ощущений и опровергается предыдущим доводом. Во втором случае эта истина многообразна и различна, она является многими истинами — что противоречит представлению об Истине, что бы оно ни означало. Тогда, может быть, объективная сторона? Здесь применим тот же довод, потому что она есть либо объединение этих ощущений в представлении внешнего мира — а это представление либо не является ничем, либо является моим ощущением, и если оно — ощущение, то данная гипотеза опровергается; либо она принадлежит многообразному внешнему миру, который сводится к моим ощущением, и тогда множественность форм есть сущность представления об Истине.
Остается исследовать, является ли Истина совокупностью моих ощущений. Эти ощущения воспринимаются либо как одно, либо как множество. В первом случае мы возвращаемся к уже опровергнутой гипотезе. Во втором случае Истина как представление исчезает, потому что сопрягается с совокупностью моих ощущений. Однако если истина есть совокупность моих ощущений, пусть даже воспринятых как исключительно мои ощущения, то она рассеивается и исчезает. Потому что она либо основывается на представлении о совокупности, являющемся нашей мыслью (или ощущением), либо ни на что не опирается. Но ничто не подтверждает тождественность истины и совокупности. Значит, истина не существует.
Но у нас есть представление…
Есть, но мы видим, что оно не соответствует какой-либо «Реальности», если предположить, что реальность что-либо означает. Поэтому Истина — это наше представление или ощущение, неизвестно чем вызванное, лишенное значения, а значит, и ценности, как и любое другое наше ощущение.
Поэтому наши ощущения остаются нашей единственной «реальностью», реальностью, «реально» обладающей здесь какой-то ценностью, однако это лишь речевая условность. Из «реального» у нас есть только наши ощущения, но «реальное» (являющееся нашим ощущением) ничего не означает, как и «означает» ничего не означает, и у «ощущения» нет смысла, и в словах «нет смысла» нет какого-либо смысла. Все есть одинаковая тайна. Однако я замечаю, что не все может означать что-либо и что «тайна» — это не слово, имеющее значение.