Ева скорчила недовольную мину, но пошла за ним в переулок за домом. Он постучал три раза в дверь, на которой не было ни таблички, ни других опознавательных знаков, и когда та открылась, быстро втащил Еву внутрь. Она очутилась на темной кухне, где пахло сигаретами, чесноком и потом, и от этого сочетания ее замутило.
–
– Нам нужно где-то переночевать. Моя дорогая, это мадам Гремийон. Мадам Гремийон, это Мари Шарпантье.
– Разумеется, это не настоящее ее имя, – сказала пожилая женщина, осматривая Еву с ног до головы оценивающим взглядом.
– Мадам, вы не только красивы, но и ужасно проницательны, – ответил Реми.
– Если ей нужно подработать… – начала мадам Гремийон.
– О, спасибо, но думаю, нам пока необходима только комната для ночлега. – Реми говорил так, словно он с трудом сдерживает смех.
Мадам Гремийон вздохнула:
– Хорошо, вам виднее. Я просто пытаюсь помочь. Можете занять комнату Одетты – 3G. Эта глупая маленькая распутница сбежала на прошлой неделе с немцем.
– Спасибо, мадам. Я ваш должник.
Женщина закатила глаза, а затем еще раз окинула Еву оценивающим взглядом и вышла из кухни, оставив в полумраке Еву и улыбающегося Реми.
Проснувшись на следующее утро в незнакомой постели, которая пахла выдохшимся кальвадосом, Ева не сразу смогла вспомнить, где находится. Но когда события прошлого вечера наконец-то всплыли в ее памяти, она тут же села на кровати и огляделась по сторонам. Ночью было слишком темно и почти ничего не видно, но теперь при свете дня она увидела, что в комнате повсюду валялись украшенные перьями пеньюары, а с одной из стоек кровати свисал кружевной бюстгальтер.
Реми улыбался ей со стоявшего возле ее кровати потрепанного кресла, на котором он спал ночью.
– С добрым утром, спящая красавица.
– Вижу, мадам Гремийон даже не убралась здесь после того, как прежняя постоялица сбежала.
На прикроватном столике она обнаружила бокал для шампанского с отпечатками губной помады по краям, а рядом – недоеденный и покрывшийся плесенью кусок хлеба.
– У мадам Гремийон много достоинств, – весело откликнулся Реми, – но, если честно, хорошей хозяйкой ее не назовешь.
– Полагаю, она ваш старый друг? И при этом она безо всякого смущения обслуживает немцев, не так ли?
Реми пожал плечами.
– Для меня она – что-то вроде современного Робин Гуда. Берет с немцев в два раза больше, чем с французов, а разницу отдает на наше дело.
– Наше дело?
– Людям вроде нас, Ева. А еще бордель – отличное место для выведывания секретов. Бывает, что немцы болтают лишнего, особенно в те моменты, когда они наиболее уязвимы.
– Вы хотите сказать, что женщины, которые здесь работают, французские шпионки? Что они торгуют своим телом из патриотических соображений? Ради веры и своей страны?
Реми рассмеялся:
– Может, и так. Многие по-своему вносят вклад в борьбу с оккупантами. Так что вы поаккуратнее, не стоит их недооценивать. Сейчас же меня волнует, что у нас будет на завтрак?
– О, в этом очаровательном заведении еще и кормят?
– Вы же не думаете, что женщины станут работать на пустой желудок? Вставайте, нам нужно поесть.
Пока Ева наспех одевалась, ополаскивала лицо и красила губы огрызком помады, хранящимся у нее в сумочке, Реми просмотрел бумаги, подготовленные ею для освобождения отца. Когда она отвернулась от умывальника, находившегося в углу комнаты, он больше не улыбался как сумасшедший. Его лицо было встревоженным.
– В чем дело? – спросила она. – С бумагами что-то не так?
– Нет, Ева, они просто идеальны.
– Тогда что случилось?
Он ответил не сразу.
– Вы должны быть готовы к тому, что вашего отца там может не оказаться.
У Евы внезапно пересохло в горле. Она отвернулась:
– Конечно, он там. Где же еще ему быть?
– Его могли депортировать. Или… – голос Реми сорвался.
Ева вытянула вперед руки, растопырив пальцы, словно хотела отгородиться от его слов.
– Какая глупость. Мы сегодня же найдем его там и увезем вместе с нами в Ориньон.
Реми кивнул:
– В любом случае я поеду с вами.
Он протянул ей руку, и она взяла ее после того, как аккуратно сложила бумаги для освобождения отца и убрала их в сумочку.
Внизу, в комнате, куда прошлой ночью один за другим заходили немцы, возле большого стола, слонялись без дела два десятка женщин в шелковых пеньюарах.
– Доброе утро, дамы, – приветствовал их как ни в чем не бывало Реми, таща за собой упирающуюся Еву.
Некоторые женщины подняли глаза и посмотрели на них со скучающим видом, другие даже не прервали своих разговоров. Мадам Гремийон тяжелой поступью вышла из кухни. В руках у нее был большой поднос. Она кивнула им. При ярком дневном свете и без толстого слоя макияжа она выглядела еще старше.