– Это все? – пораженно уточнила я, глядя в его затравленные глаза. – Речь идет о броши?
– Да, – подтвердил Генри и взял меня за руку. – Ты сделаешь это? – с надеждой спросил он, и я улыбнулась этому сердечному жесту. Когда он взял меня за руки, мне показалось, что мы снова стали детьми, которые жили вместе, делили друг с другом комнату и вместе делали глупости, доводя мать до безумия.
Все это звучало немного смешно. Я рассчитывала на худшее, учитывая весь этот спектакль, который он здесь разыграл только из-за броши. Одной единственной броши, которую моя мать, очевидно, восприняла как женскую, и которая, как утверждал Генри, была моей.
Любопытство постучало в дверь и попросило зайти. И вместе с этим невольно поднялось и мое настроение, которое, как я полагала, сегодня совсем не улучшится.
– Конечно, – согласилась я, сжимая его пальцы, которые цепко сомкнулись вокруг моих.
Чувствовалось, как у него с души упал камень, улыбка вернулась на его губы, и он вздохнул.
– Спасибо, Ани. Ты спасаешь меня. Снова, – признался он, и я улыбнулась ему в ответ. Но не без того, чтобы устроить ему засаду.
– При одном условии, – сорвалось с моих губ, и Генри напряженно зажмурил глаза, словно эта фраза растворилась бы, если он не будет на меня смотреть.
– Ох, Анимант! Не делай этого, – попросил он меня, убирая руки.
– Ты скажешь мне, кому на самом деле принадлежит эта брошь и почему мама не должна знать об этом, а я, в свою очередь, скажу, что она моя, – озвучила я условия, коварно усмехнувшись.
Генри презрительно фыркнул.
– Ты такая же любопытная, как и она!
Я пододвинула стул, стоявший у стола позади меня.
– Что-то же у нас должно быть общее, – возразила я и манерно села.
Брат неодобрительно посмотрел на меня, пару раз вздохнул и выдохнул, а потом окончательно сдался.
– Ты не должна никому об этом рассказывать. И ни в коем случае отцу или матери. Это понятно?
– Понятно, – сказала я, и Генри сел напротив меня. Он потер ладонями глаза и громко фыркнул.
– Я обручен, – тихо произнес он, и мое сердце забилось от шока.
– Ты обручен?! – воскликнула я гораздо громче, чем стоило, и он тут же отнял руки от глаз, чтобы прижать их к моему рту.
– Ани, ты с ума сошла?! Не кричи так!
Мне нужно было переварить это. Мой собственный брат обручен и никому об этом не сказал. Даже мне. Я почувствовала себя оскорбленной и немного преданной.
– Почему ты хранишь это в секрете? – спросила я, и он, казалось, увидел боль на моем лице, потому что он тяжело сглотнул и отвел взгляд, чтобы ему не пришлось смотреть в мои обвиняющие глаза.
– Это не так просто, – фыркнул он, и я попыталась успокоиться, уцепившись за мысль о том, что у моего брата наверняка были веские причины сказать мне об этом только сейчас.
– Она замужем? – поинтересовалась я, так как это было первое, что пришло мне в голову. Генри пораженно взглянул на меня.
– Нет! – сразу опроверг он, словно это была полная бессмыслица, а потом словно перестал сдерживать себя. – Она еврейка, – признался он, и я втянула воздух.
Еврейка? Как он очутился рядом с такой девушкой?
Евреи имели не очень хорошее положение в обществе. Они считались отбросами, неполноценными и фанатичными. У меня никогда не создавалось впечатления, что эти люди отличаются ото всех остальных, но, к сожалению, я была одинока в своем мнении.
– Отец убьет тебя, – застонала я, выдыхая вместе со словами остановившийся воздух, который чуть не заставил мои легкие лопнуть.
– Я знаю. – И Генри спрятал в руках лицо. Мне было жаль его. Я бы тоже не хотела рассказывать нашему глубоко англиканскому отцу что-нибудь подобное.
Но Генри снова взял себя в руки, отбросил тревожные мысли и серьезно посмотрел на меня.
– Зачем ты прислала мне записку, – поинтересовался он, и меня удивило, что он вообще вспомнил об этом.
Я махнула рукой.
– Ах, Генри, мои проблемы по сравнению с твоими просто нелепы, – ответила я.
– Но ты все-таки расскажешь? – уточнил он.
– Мама сводит меня с ума, – начала я, и на лице Генри появилась улыбка.
– Это я могу себе представить. – Его улыбка успокаивала меня. Он снова стал похож на моего старшего брата, который был рядом со мной и прояснял мои мысли, когда я запутывалась в них.
– Я не уверена, что еще долго смогу продержаться рядом с ней в доме дяди Альфреда. Кто-то из нас должен уйти. И раз уж она согласна на то, чтобы я осталась здесь до конца месяца, то, наверное, это должна быть я, – объявила я свое решение, и Генри удивленно посмотрел на меня.
– Ты хочешь съехать? – недоверчиво спросил он, и я решительно кивнула.
– У тебя есть идеи получше? – поинтересовалась я, надеясь на положительный ответ. Но взгляд его стал задумчивым и примирительным.
– И где ты будешь жить?
– Я надеялась, что ты сможешь мне с этим помочь, – сообщила я и сложила руки на коленях.
Он глубоко вздохнул, вытер ладони о брюки и сел в кресло.
– Так ты зарабатываешь достаточно, чтобы снимать квартиру?
– Я не знаю, – робко ответила я, надеясь не покинуть эту комнату без предложенного решения.
– А как насчет комнаты для персонала? – поинтересовался Генри с надеждой в голосе, и я навострила уши.