Тем не менее в образе коробейника проступают не только отрицательные, но и положительные черты. Да, конечно, около 1500-х были распространены изображения коробейника, связывавшие последнего с жадностью, обманом, пьянством, глупостью, похотью и ересью, греховностью в целом и даже с дьяволом. Но опрометчиво полагать, что Иероним Босх задумывал аллегорию лишь всесторонне подлого и падшего человека. Как часто бывает с его картинами, всё несколько сложнее.
Рис. 21 а.
Royal MS. 10 E IV, fol.149r. British Library, London.
Рис. 21 б.
Royal MS. 10 E IV, fol. 149v. British Library, London.
Во многих памятниках средневековой литературы, как и на створках триптиха «Воз сена», проявлено не столь однозначное отношение к образу коробейника. Комплиментарную интерпретацию этого образа даёт Дирк ван Делфтский в «Настольной книге христианина» (1404 г.), содержащей среди прочего хвалебный пассаж про священников, которые сравниваются с коробейниками. Подобно коробам, человеческие души висят на шее, а священники несут их, словно знающие правильный маршрут гиды, – они бережно доставляют души от рождения к смерти[61]
. В нидерландском варианте «Золотой легенды» (Passionael) проводилось метафорическое сравнение Христа с небесным коробейником, принёсшим жизнь и искупление. Тяжкий короб за плечами олицетворяет грех и крест, который нёс Христос на Голгофу, искупая преступления и проступки рода человеческого. Отчасти этот образ зарифмован с иконографией особо почитаемого в северной Европе святого Христофора, сгорбленного под грузом младенца-Христа на своих плечах: силач Христофор с трудом поднял Его, поскольку сам Христос несёт грехи человечества. Метафора короба как души могла использоваться и положительно, и отрицательно в зависимости от контекста, поскольку включала идею греха (атрибут человеческого) и покаяния (атрибут божественного).
Рис. 22.
Питер ван дер Хейден. С XII века образ обезьяны связывался с идеей искажённого отражения человека в кривом зеркале. Обезьяна с яблоком во рту символизировала библейское грехопадение, а обезьяны в цепях – обуздание порочных земных страстей. В контексте семи смертных грехов обезьяна могла также символизировать распутство. В XV–XVI веках изображение одной или более обезьян в непосредственной близости от людей означало назидания и предупреждения, направленные против неугодного и греховного поведения. На обличительной картине Ван дер Хейдена (известно множество его гравюр, выполненных в подражание Босху) обезьяны являются пародией на нерадивых людей и их грехи – они не только воруют товар коробейника, но и выставляют уснувшего в невыгодном свете унизительными действиями: одна обезьяна вкушает дух открытой задницы еврея, другая испражняется ему в шляпу, ещё одна ищет блох, остальные вершат прочие непотребства. Ограбление торговца обезьянами, 1557 г. Гравюра. Koninklijke Bibliotheek van België, Brussel.
На положительное понимание коробейника у Босха работает изображение ощетинившейся собаки, которую путник отодвигает тростью, словно отбиваясь. Образ собаки демоничен: ошейник с шипами подчёркивает её звериную агрессию и злые намерения. Палачи и толпа, пренебрежительно относившиеся к Христу, сравнивались с бешеными собаками. Такой же ошейник Босх «надевает» на одного из мучителей Христа в «Короновании терновым венцом». Щетина и заострённые уши на средневековой иллюстрации указывают на дьявольскую природу персонажа. Цвет шерсти собак – красноватый, рыжий или русый, а за этими оттенками была закреплена крайне негативная семантика.