Код Средневековья. Иероним Босх

В многочисленных средневековых текстах красный цвет связывался со всем недозволенно-маргинальным, предосудительным, порочным и бесовским. К примеру, Каин, царь Саул, нераскаявшийся разбойник, мучители Христа – все они весьма часто описывались или изображались рыжими, как и Иуда, являющийся архетипом предателя. Метафора лая собаки использовалась для сравнения с попытками дьявола вовлечь человека в грех. В своих стихах Анна Бейнс признаётся в греховности, сокрушаясь: «я – недостойный, несовершенный глиняный сосуд, полный греха, раненый укусами адских псов… Смертельны укусы адские, и я пришла к Тебе, как к Врачу, целящему мои раны» – так псы и собаки сравнивались с адскими силами[62]. Отрицательная характеристика собак из Псалма (21:17) повлияла на иконографию: «ибо окружило меня множество псов, сборище злодеев обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои». В 1949 году Дирк Бакс заметил, что изначально собака – это общее название дьявола во многих средневековых текстах

[63].

Рис. 23. На страницах Псалтири Латрелла (между 1320–1340 гг.) встречается коробейник, охмурённый чарами русалки и влекомый к этому порочному существу; соблазняемый к тому же преследуем красноогненной собакой, кусающей его за ногу и уподобляющейся проискам дьявола или одержимости, внезапно охватившей человека. Luttrell Psalter. MS. 42130, fol. 170v. British Library, London.

Путник на внешней стороне створок «Воза сена» защищает от укуса правую ногу. А на уцелевшем фрагменте несохранившегося триптиха «Пилигримаж по земной жизни» Босх изобразил коробейника, отбивающегося от пса, но его левая нога уже укушена и перебинтована (рис. 24).

Детали картин Босха дают интересную концепцию коробейника, уже тронутого тленом греха, которому он одновременно и противостоит. Но его путь, обозначенный шатким и надломленным мостом впереди, будет тернист. Босх создал иносказательно сложный образ еврея-коробейника – грешного, но одолевающего свои страсти и дурные помыслы, падшего, но жаждущего покаяния и прощения.

На этическом уровне художественное высказывание Иеронима Босха демонстрирует раскаявшегося грешника, который может быть помилован Божьей благодатью. Эту христианскую формулу воспроизводит дидактическая стихотворная пьеса 1540 года, гласящая, что даже безмерно нагрешивший в прошлом не проклят окончательно и безвозвратно. Живущий сохраняет возможность раскаяться и получить прощение. Сколь бы много ни было грехов за душой – покайтесь и будете прощены. Укус дьявола ещё не означает, что человек сожран полностью[64].

Жажда покаяния коробейника на внешней стороне створок у Босха воспринимается пронзительнее, когда замысловатое и причудливое буйство уже раскрытого триптиха указывает зрителю на неизбежность Страшного суда.

В иносказательной драме 1539 года главный герой – Умирающий Человек (Staervende Mensch) – говорит об искушениях и кознях дьявола перед лицом смерти и просит: «Господь, очисти содержимое моего грешного короба, теперь дьявол довлеет надо мной, в поисках добычи, но Ты в своём милосердии стань моим самым большим утешением

»[65].

Трость коробейника, с одной стороны, реалистична: странствующие торговцы, как и паломники, пользовались подобными во время походов, такая трость является частым атрибутом иконографии странствующего еврея. С другой стороны, это метафора: коробейник пользуется тростью для защиты от собаки-дьявола: «трость (палку) Он (Господь) дал нам в этой бедной жизни, чтобы мы могли поддерживать себя и от дьявола отбиваться»[66]. Пилигримы путешествовали, вооружившись тростью-палкой, помогавшей им в пути и часто ассоциировавшейся с поддержкой Бога или с идеей несения креста.