Кое-что об архимагах

Наверх Аркадия поднялась не сразу — надежда, что кто-то явится на призыв, все еще оставалась в сердце. Мало ли, вдруг у демона и местного хозяина слишком много просителей, среди которых Клодиц — не в первом списке… Впрочем, настороженные чары остались за спиной — еще сутки заклятие продержится, и облик высшего демона, пировавшего на этом мире, останется в одной из стекляшек, разбросанных по полу. Разумеется, ни о какой ловушке или попытке подчинить речи не шло — но имя и внешний вид уже были тем, от чего можно отталкиваться, а руны на полу даровали защиту и маскировку…

— Ты выполнила мое повеление? — бросила Аркадия, приказав служанке ее переодеть.

У той наверняка было огромное количество вопросов — госпожа явилась из подвала в подпаленном платье, с запахом костра на ткани.

Но смышленая деваха, подобранная в одном из трактиров, знала свое место и мудро смолчала.

— Да, госпожа. Его уже везут.

Церковники действительно относились к светлейшим с пиететом — вот и порыв одной из них лично пожелать одному симпатичному неофиту удачи в учебе был принят благосклонно. Ну не самой же Аркадии являться к Филиппу в общежитие…

Тугой корсет сдавил дыхание, а ловкие пальцы служанки принялись переплетать завязки. Этот пыточный механизм тут изобрели тоже — еще одна причина ненавидеть этот мир.

Еще две причины устроились сегодня в местную Академию. Ее монополия на знания могла быть разрушена — и пришлось лезть следом, чтобы этого не допустить. Заодно проследить, чтобы они не установили новых знакомств, не обросли связями. И вовсю использовать подобострастное отношение к светлейшим — толпа чуть не затоптала Кеоша, она же видела.

— У него очень длинные и изящные пальцы.

Аркадия не сразу поняла, о чем щебечет служанка.

— И такие красивые глаза. Говорят, высокие и стройные — отличные любовники, госпожа.

А, это она о Филиппе и причине его вызова к ней…

— Не забывайся, — без злобы произнесла Аркадия.

Даже с толикой скрытого смущения — пусть пойдут нужные ей слухи. А там можно будет влюбить в себя кого-нибудь ревнивого, и позволить слухам достичь его ушей.

Филиппа баронесса встречала в саду поместья — уж слишком тяжелая атмосфера была внутри дома, а приличного помещения для приема и вовсе не сыскать. Зато парк содержался практически образцово — вид внешнего благополучия обязателен для любого преступления. Мало ли кто обратит внимание на небрежение слуг…

— Тут за самозванство кипятят в живьем в масле, — деловито произнес Филипп, кутаясь руками в грубую черную хламиду и поглубже нацепив капюшон. Простенькие ботинки его не доходили до щиколоток, позволяя обнажаться голой коже при ходьбе. Раньше подобного аскетизма за ним не было замечено — значит, вырядили силком. Послушание, скромность и отказ от мирских благ в пользу начальства — интересно, сколько он вытерпит…

— С фантазией нормально, — констатировала девушка, пряча руки в длинных рукавах меховой шубки. — Для исчадия тьмы, вошедшего в доверие к церковникам, у них уже что-то придумано?

Было жарковато — но когда грабили замок Клодица, приоритет отдавался той одежде, что подороже и легче продать. Дорога ожидалась нервной — и отчасти таковой была. Одних только наемных отрядов пришлось сменить три — богатство нанимателя и нежный внешний вид скверно сказывались на их образе мышления и общем сроке жизни… Потому как подчинить вожака, обратив верной слугой — одно, а убедить его ватагу изменить принципам и не грабить нанимателя — вещь почти невозможная…

— Зачем звала? — проигнорировал ее вопрос Филипп.

— Хочу исповедоваться.

— Отпускаю тебе твои прегрешения. Пять раз прочти первую молитву и часа два погори на костре.

— Нет, ты сначала послушай, — настояла Аркадия. — Вдруг наказание смягчится?

— Валяй, — хмыкнул Фил, мельком глянув на нее.

Взгляд умный, напряженный. А сам кружит по парку так, чтобы точно быть видимым с улицы или кем-нибудь из слуг.

Ведь завизжи она сейчас, закричи или вырази жесточайшее неудовольствие — и хана его карьере. А может, и ему самому. Сладко, приятно — но это всегда можно успеть.

— Как-то мне встретился разграбленный торговый караван. Видимо, случилось нечто ужасное — разорванные люди и лошади, брр… — зябко повела она плечиками. — Все в крови, никого живого.

— Какая трагедия, — пробормотал Филипп равнодушно.

— Именно так, — с чувством подтвердила Аркадия. — Но, к своему стыду, я не удержалась и оставила себе кое-что на память.

Девушка подняла правую руку, чтобы рукав обнажил ладошку, и показала сложенный вчетверо листок бумаги, удерживаемый меж пальцев.

— Это было во внутреннем кармане главы каравана, — всхлипнула она. — Я совершила акт мародерства, это ужасно…

— Ну, ежели в этом листочке нет ничего ценного, то мародерством это не назвать, — напрягся Филипп. — Вы позволите оценить содержимое, уважаемая госпожа?

— Да, извольте, — Аркадия смущенно протянула ему листок.

— Кажется, это торговый заказ. — прокомментировал новоиспеченный монашек. — Заявка на то, что требуется привезти покупателю. Какое-то несуразное количество лопат, кирок и тачек… — замедлился его голос.